Валентин Маслюков - Потом

Над изломанными горбами осевшей кровли метались летучие мыши. А на самом перевале, на перекореженном коньке шатались и скользили с оборотнем на руках два голых балбеса. Как занесло их сюда под самое небо, сознавал ли чародей сколько-нибудь ясно, где оказался, — это невозможно было уразуметь. Видение мелькнуло и пропало, Золотинкин взор уткнулся в порушенный край кровли.

Все трещало вокруг и вздрагивало, она провалилась ниже, взором в мусор, и опять взлетела — в кратчайший миг открылись далекие горы и склон с дорогой, где валили из крепости расстроенные толпы беглецов, грязно-белое пятнышко среди людей — Поглум. Все это Золотинка увидела, а подробности осознала потом. Медный человек не останавливался, он продолжал разрушение, толкал и сбрасывал в пропасть путаницу ломанных бревен вперемешку с черепичным дрязгом, крушил все подряд, не разбирая.

Золотинка плохо понимала невразумительное мелькание в глазах. Перед мысленным взором ее стоял тот горный склон, где шагал, возвышаясь над людьми Поглум… Медведь ушел и, значит, ушли все. И Юлий. И Нута. И воевода Чеглок. И Хилок Дракула. И Золотинкино подобие, Лжезолотинка — все. Все ушли…

И вдруг все кувыркнулось, Золотинка не успела понять, что падает, как резво крутнулась перед ней крыша, стена, водопады и небо… Она плюхнулась в воду, поток сомкнулся взбаламученной мутью. Еще посыпалось что-то сверху, щебень и камни, пал, навалился на глаза обломок стены… Золотинка почти не видела.

И долго, невозможно сказать, как долго, ничего не происходило, хотя Золотинка слышала разносившиеся под водой, бухающие удары. Понемногу поток очистился, по верхнему краю поля зрения побежали быстрые солнечные узоры. Вода, наверное, спала. Золотинка распознала кусочек густого вечернего неба… И что-то темное, необъятное рухнуло… Настала мгла.

Еще она разбирала изредка доносившееся громыхание… И опять что-то ухнуло — окончательно. Тишина окутала Золотинку. Ослепшая, она утратила теперь и слух.

Настала пустота. Лишенный времени и размерений глухой мрак. Что-то такое необъятное, что страшнее и безнадежней ночи.

Только замкнутая на саму себя мысль.

Бесконечное повторение одних и тех же кругов.

Ни отрады, ни перемены, ни возбуждения… ибо и возбуждение выдыхается, когда нечем питаться.

Понемногу и неприметно мысль глохла, тускнела, стирались воображение и память. Раз за разом повторяясь, воображение исчерпывало себя и становилась ненужной память, которую не к чему было приложить.

Золотинка неотвратимо тупела, погружаясь в смутный и безразличный сон.

Не годы, недели и месяцы понадобились для того, чтобы Золотинки не стало.

Она исчезла.