Виктор Исьемини - Львы и Драконы

— Слыхал, хорек лесной, расспрашивал и слыхал.

— Ну?

— Что «ну»?

— Что с Бородой? Говори уже!

— Он в битве с коня упал, башкой сильно треснулся. Рехнулся поэтому, совсем тронутый стал.

— Нет, погоди! Это же не он, а сам Алекиан рехнулся и тронутый стал. Ты путаешь.

— Ничего не путаю. Кто за Империю, тот псих!

— Эй, жаба, ты сам-то понял, что сказал?

— А что я сказал, хорек ты вонючий?

— Ты сказал тост! Доставай флягу, не жмись!.. Ну… Кто за Империю, тот псих!

— Кто за Империю, тот псих хуже эльфа!

Ингви расхохотался — не выдержал.

— Весело тебе? — пробурчала вампиресса.

— Да. А ты чего грустишь? Эй, чародей!

Вентис пришпорил лошадку и приблизился к королю.

— Послушай, колдун, принцессе грустно. Развесели ее… И кстати! Время пришло, тебе пора продемонстрировать, на что способны твои ученики. Давай!

— Кто за Империю, тот псих! — донеслось сзади.

— Кто за Империю, тот псих!

Вентис склонился в седле:

— Как будет угодно вашему величеству.

Маг отъехал к группе учеников. Ребятам так понравилось таскать «демонские» доспехи, что многие и теперь щеголяли в них, гордо поглядывая из-под крылатых шлемов. Вентис позвал подмастерьев и съехал с ними в сторону, освобождая дорогу пешим оркам, марширующим следом. Спустя несколько минут представление началось — Вентис хлопнул в ладоши и звонкий щелчок прокатился по степи над остановившимися от удивления воинами. Поверх голов сгрудившихся колдунов, над шлемами, украшенными темными крылышками вознеслись один за другим два иллюзорных зверя — багрово-красный лев и серебристо-белый дракон, серые точки редких снежинок пролетали сквозь них. В сером небе гигантские звери сцепились, закружились, беззвучно ударяясь друг в дружку. У молодых чародеев не хватало пока что умения изобразить толком схватку геральдических хищников, но и так выглядело вполне внушительно. Орки, задирали головы, придерживая руками шлемы, чтоб лучше разглядеть представление.

Вентис резко вскинул ладони — из широких рукавов мантии вырвались стремительные потоки — птицы, воробьи и вороны вперемежку, взвились, закружились, обернули дерущихся льва и дракона мельтешащим коконом. Придворный чародей заметно превосходил учеников и умением, и талантом: его произведения выглядели совершенно живыми, хотя и не издавали ни звука. Вертящийся ком вдруг словно взорвался, рассыпаясь каскадом радужных пылинок, светящихся и искрящихся в свете проглянувшего внезапно солнца…

Из сверкающего облака магической пыли выпорхнула единственная птица, не сгинувшая по окончании представления — белый голубь, трепеща хрупкими крылышками, полетел к далекому горизонту, куда-то не северо-восток…

Орки одобрительно загомонили, Ингви несколько раз хлопнул в ладоши и улыбнулся.

Вентис, подъехав к королю, снова поклонился. Сдержанно и с достоинством — маг знал, что угодил.

— Отлично, — похвалил Ингви. — А голубь, как я понимаю, реальный? Магически изготовленный, но обладающий материальным телом?

— Да, ваше величество. Но этого я пока что ученикам не преподавал, их звери были…

— Иллюзиями. Я заметил. Отлично, маг. Ты справился.

— А куда улетела птичка? — поинтересовалась Ннаонна.

— Будет лететь, — пожал плечами Вентис, — пока не иссякнет вложенная в нее мана. Белый голубь — символ надежды. Быть может, кому-то сейчас позарез нужна капля надежды… и он увидит моего голубя… быть может.

Парень поднялся с конвульсивно вздрагивающего тела, сплюнул кровью (оказывается, от натуги прокусил губу), подобрал увесистую дубину задушенного разбойника и побрел к дороге. Потом, отдышавшись немного, пошел скорей. Потом побежал.

Торопясь, споткнулся на каменной россыпи, присел, примостил цепочку на плоском валуне, звенья соскользнули, юноша снова уложил поудобней, спеша и едва не плача от досады, что выходит медленно… занес камень с острыми гранями над плечом, ударил, потом еще… С ручными кандалами пришлось хуже, времени ушло больше, потому что одной рукой неудобно…

Когда парень, бренча обрывками цепей, выбрался к дороге, драка, к его удивлению, не закончилась. Спиной к юноше на обочине сидел один из напавших, скулил и раскачивался, прижимая руки к животу. От этого занятия его не отвлекли ни шум шагов, ни звон. Чуть поодаль неподвижно лежал человек — не Дартих, ростом выше раза в полтора. А еще дальше в грязи бултыхалась куча-мала, несколько человек, слепившись в ком, пыхтели, стонали и мяли друг друга. Вокруг кучи, по-петушиному подпрыгивая, скакал мальчишка, совсем еще пацан, визжал тоненьким голоском и тыкал в сплетенные тела палкой…

Не дожидаясь, пока сидящий у обочины обернется, дартихов спутник подскочил к нему и обрушил дубину на череп разбойника. Тот, так и не издав ни звука, повалился набок, щедро поливая дорожную грязь кровью. А парень кинулся к копошащимся в грязи. Младший разбойник двинулся было навстречу, но, получив дубиной поддых, заскулил, сжался и присел. Тут из кучи вывалился рослый человек, воя и прижимая ладонь к щеке. Между грязных пальцев текла кровь и стало видно, что грязь, у которой копошились дерущиеся — тоже красная. Юноша врезал воющему пацаненку дубиной в лицо, тот, перекувыркнувшись, повалился в залитую водой колею, разбрасывая серые брызги. Скулеж стих. Дартих сполз с последнего разбойника, выплюнул откушенное у врага ухо, поглядел на невольника с дубиной, на ковыляющего прочь разбойника… и повалился навзничь в кровавую грязь. Его спутник двинулся за удаляющимся бандитом, помахивая палкой. Догнал, ударил, потом еще и еще. Разбойник не сопротивлялся, сперва пытался закрываться руками, потом обмяк. Добавив еще несколько раз, парень бросил дубину и кинулся к Дартиху, склонился над коротышкой. Тот, с натугой дыша, полез за пазуху, вытащил сверток.

— Здесь… ключи… от цепей… и… гномье…

— Дартих, что с тобой? Ты ранен?

— Гномье… серебро…

— Куда тебя? Ты ранен?

— Я — все. Подыхаю я, парень, — Дартих тяжело вздохнул и заговорил ровней. — Дальше ты сам… Иди, иди прочь. Ключ вот, отопри, сбрось цепи. Не то явишься еще, чего доброго, в кандалах… так тебя… живо…

— Дартих, Гангмар с ключом! Куда ты ранен? Тебя перевязать? Скажи, что делать?

— Живи.

— Дартих! Дартих! Дартих!..

Парень оттащил тело в лес, отыскал яму под сваленным бурей деревом. Орудуя ножом и ладонями, углубил ее. Потом завалил тело камнями, чтобы не добрались хищники. Натаскал целую гору булыжников… и до утра просидел над импровизированной могилой.