Федор Чешко - Урман

Впрочем, битва с этими ворогами вряд ли окажется уж очень нелегкой.

Наверняка биться с ними окажется легче, чем добраться до них.

Злоба, Кощей и те, кто ходил с ними, возвратились к раннему вечеру, еще до того, как закат выкупал облака в небесной крови.

След волока отыскался. Просто невозможно не отыскать то, что видно, поди, даже с противоположного (то есть градского) берега. Понадеялись ли вороги на живучесть вербняка — особенно об ранней вешней поре его как ни истерзай, а все одно не уморишь; из жуткой ли славы проклятой старицы родилась вражья дурная беспечность — мало ли что волоклось, может, это Болотный Дед Водяного тащил к себе в логово за зеленую бородищу?!

Так ли, иначе, а только бледное пятно измочаленных увядших ветвей, светлые полоски драной коры да затянувшиеся, однако же видимые рубцы в вязком прибрежном иле не углядел бы лишь слепенький.

Тоскливая вялость мгновенно слетела с Кудеслава, как при внезапном шаге слетает с дернувшейся ноги ветхий раскисший лапоть. Иного и быть не могло, если появилась наконец возможность выместить на ком-то неудачи и беды последних дней! Или, ежели не повезет, хотя бы вернуть часть общинного достояния — это, впрочем, вряд ли показалось бы невезением кому-нибудь, кроме Мечника.

Вот только возможность — она возможность и есть: либо так сложится дело, либо этак… Одним словом, надвое гадано (причем это еще хорошо, ежели только надвое).

Отведя Белоконя и Злобу в сторонку от прочих родовичей, Кудеслав предложил наскоро обговорить, что да как. Только «обговорить» не получилось. Говорил один Мечник — кратко, резко и властно, не слишком-то озабочиваясь дать возможность сказать хоть слово кому-нибудь еще.

Хранильник и Злоба, кстати, и не стремились раскрывать рты. Достаточно было однажды глянуть на Мечниково хмурое лицо — утратившая свою обычную ухоженность бородка, то и дело лопающийся кровавый рубец на скуле, жесткий (не жестокий ли?) прищур оледеневших глаз, — достаточно было одного-единственного взгляда на все это, чтобы охота возражать сгинула даже у Белоконя.

Впрочем, Кудеслав вроде бы не сказал такого, против чего хотелось бы возразить.

Челны наверняка еще на старице. Большой охороны при них оказаться не может: те, кто отбивали общинный товар, видать по всему, были не шибко сильны числом, да многие из них еще и погибли; многолюдный отряд долгое время в лесу не ухоронишь — людям надо кормиться, а для прокормления необходимо охотиться, то бишь забираться в лес глубже и глубже. Уже давно поползли бы слухи о чужих, особенно зимой — зимний след не спрячешь. А ведь эти, которые возле старицы, похоже, сидят там с прошлого лета — если и впрямь именно для их безопасности распускались жуткие небылицы.

Ну да все равно: сколько бы их там ни оказалось, они беспечны, уверены, будто черная слава гиблого места хранит их надежней любых дозоров, а потому при внезапном яростном нападении путного сопротивления не окажут.

Значит, нынешней же ночью нужно сниматься и идти к старице. Потаенное кубло надобно разорить незамедлительно, пока его обитатели не причинили племени еще большего зла. Медлить нельзя. Лишь боги ведают, когда в следующий раз представится случай собрать этакий сильный отряд, отвлекая столько мужичьих рук от нужного общине труда. Уже сейчас многие ворчат, что приходится переводить время невесть на что, а дома некому работать работу.

Правда, Ковадло и десяток его слобожан могут затеять пакость… Что ж, Радуницы не выдадут, синицы не загрызут. Если впрямь кователи соумышляют с прячущимися на старице (а в том, что среди общинников у неведомых ворогов имеются соумыслители, сомненья нет — разносил же кто-то меж родовичами глупые страхи!)… тогда тем более надобно поспешать: Ковадло нынче дознался о ведущем на старицу волочном следе, дознался о зародившихся у Мечника с Белоконем подозрениях и может попытаться как-нибудь предупредить ворогов общины.

И еще: непременно надо захватить двоих-троих живыми и по возможности невредимыми. Чересчур много загадок последнее время, пора бы уж и отгадщиков заиметь.

— Лишь бы изловить, а уж расскажут они у меня все, о чем только знают. В охотку расскажут — это уж будьте уверены! — сказал Мечник и вдруг так осклабился, что видевших мороз по коже продрал.

Вот и все обговорение. Белоконь лишь спросил напоследок:

— А не думаешь ты, что на старице могут жить Волковы дружинники?

— Нет! — Кудеслав говорил, будто панцирными пластинами лязгал. — Те бы озаботились укрыть волочной след.

На самом-то деле он отнюдь не был в этом аж так уверен, но…

Но…

Нет, Мечник вряд ли смог бы объяснить словами даже себе самому, почему ему не верилось, будто во всех этих делах участвовали дружинники Волка.

Двинуться в путь без заминок не удалось.

Когда Мечник объяснил родовичам, куда и зачем предстоит отправляться, затеялся не шибко долгий, однако весьма оживленный галдеж.

— …к гиблой старице?! Ночью?! Да ведь там!..

— …всю зиму в чаще морозился да горб надрывал, добываючи мягкую рухлядь, — для чего?! Чтоб теперь с моих трудов жирела всякая…

— …а вот как долбанет по башке железным-то клювом…

— …твоему Болотному Деду в бороду наплюю! Белоконь небось управится и с чем похлеще…

— …и эта… ну, которая этот… малец… она же тоже… ведунья же… и Ковадло… этот… его, говорят, сам Зван обучал… этому… Защитят, будь надежен!

— А что твой Мечник?! Был Мечник, да весь вышел! Какой он теперь Мечник, ежели без меча?!

— …кто их видел-то? Ты, что ли, видывал щук, которые с лапами?..

— Да сам ты сопля боязливая!

— Это я сам сопля боязливая?! Это ты сам сопля боязливая!

Заметив, что спорящие постепенно разбиваются на две неравные кучки, причем тех, кто идти не хочет, только семеро или восьмеро (не так уж много — остальных-то без малого два десятка), Кудеслав мгновенно утратил всяческий интерес к перебранке. Он принялся высматривать Ковадла.

Ближний Званов подручный в перебранке участия не принимал. Он стоял чуть осторонь, с ухмылкой наблюдая за вошедшими в раж мужиками. К неслышно подобравшемуся Мечнику Ковадло обернуться не успел и ухмылочку эту свою погасить не успел тоже. Так и заклякла она у него на лице, только снисходительную веселость вмиг потеряла, превратилась в напряженный нелепый оскал.

— Ты только не мечтай от нагляда избавиться, — душевно, даже почти ласково шепнул Кудеслав в самое ухо Огнелюбова наперсника. — Ни ты, ни твои здесь не останетесь — при мне будете, на глазах. И пусть тебя, колдун-колотун, боги упасут от выдумывания какой-нибудь каверзы, понял? Ты запомни: я рядом буду. И ежели только ты или кто из твоих… ежели только… Что бы ни случилось, кто бы меж нами ни пытался встать, я тебя все едино достану. И умрешь ты не быстро — Родовым Огнищем клянусь. Веришь?