Вера Камша - От войны до войны

Лошади на стене не было, на ней вообще не было ничего. Содранную висельниками шпалеру не нашли, а у наследника мастера Бартолемью до стены пока еще не дошли руки. Ричард уныло взглянул на светло-серую штукатурку. Неужели пегая кобыла была таким же бредом, как след на ковре? Юноша до сих пор переживал собственную глупость! Надо же было принять винные пятна за отпечаток слепой подковы, а он еще и заорал, как маленький. Эмиль Савиньяк чуть не задохнулся от смеха, ему самому было бы смешно, сядь в такую лужу кто другой.

– Сожалею, сударь, – худенький молодой мастер казался очень расстроенным, – ваше кольцо пропало. Если вы мне объясните, каким оно было, я постараюсь сделать такое же, но, – молодой человек замялся, но честно закончил: – Мой дядя был великим ювелиром, а я… Я только учился…

– Ничего, – великодушно произнес Ричард, – каждый генерал когда-то был унаром. Я попробую нарисовать, как было…

– Благодарю вас, сударь, – мастер аж покраснел от волнения, – я все исполню. В точности.

– Скажите… – Ричард взял перо, но вместо того, чтоб приняться за рисунок, задержал взгляд на ювелире, слегка приподняв бровь. Именно так делал Рокэ, когда желал, чтоб ему представились. У Ричарда получилось! По крайней мере, мастер его понял.

– Если сударю угодно, меня зовут Мэтью… Мэтью Гишфорд.

– Скажите, мастер Мэтью, вы не красили эту стену? Дело в том, что я был здесь… в ночь святой Октавии и заметил на стене любопытную фреску.

– Пегую кобылу? – Голос Мэтью Гишфорда дрогнул. – Сам я не видел, но говорят про нее много. Темное дело, сударь, очень темное… Вроде много в каких домах она появилась, а потом как корова языком… Одно точно – при дяде ее за шпалерой не было. Я думаю, сударь, не к добру это.

Значит, он с ума не сошел, проклятую клячу видели многие. Может, это что-то вроде призрака? Хотя ни монахи Лаик, ни Валтазар из Нохи фресками не прикидывались. Странная история…

Ричард протянул ювелиру рисунок, на котором довольно успешно изобразил сгинувшее кольцо. Мэтью разразился бурным восторгом, возможно, преувеличенным. Дик оставил задаток и ушел. В ярком солнечном свете площадь Святого Хьюберта казалась прежней и очень мирной – доцветали каштаны, журчал фонтан, над колокольней кружила голубиная стая. Люди погибли, но город живет… Ричард вздохнул и побрел в сторону особняка Штанцлера.

Нельзя сказать, что юношу предстоящий визит радовал. Он любил эра Августа, но разговор обещал стать трудным. Юноша мог лишь догадываться, о чем хочет говорить кансилльер.

Если бы не октавианская ночь, Ричард был бы уверен, что с него спросят за Надор, но неужели сейчас у кансилльера Талига есть время для чужих ссор? Мерзкий голосок шептал, что Ричард Окделл не обязан ходить к Августу Штанцлеру. Кансилльер не вправе приказывать оруженосцу Первого маршала, тем более таким тоном… В конце концов он уже взрослый, и хватит его отчитывать, как унара. Вообще-то Дик сам не понимал, виноват он или нет. Матери не следовало так поступать с Бьянко, и вообще эти ее придирки… Айри он все равно заберет, он обещал. Рокэ добудет приглашение ко двору, и все будет в порядке. Надо будет напомнить… Или попросить Эмиля?

До особняка Штанцлеров черноленточники не добрались, но Ричарду при виде массивного серого дома стало неуютно. Слуга в зеленом и сером поклонился и проводил гостя в знакомый кабинет. Эр кивнул юноше, выглядел старик неважно, можно сказать, плохо.

– Братья Ариго заключены в Багерлее, – Штанцлер взглянул Ричарду в глаза. – По обвинению в государственной измене.

– Когда? – Братья Катари арестованы, а она?! – А… А Ее Величество?

– Маршал Ги и его брат Иорам взяты под стражу сегодня утром на Тайном Совете. Ее Величество на свободе, по крайней мере, я на это очень надеюсь. Ричард, ты заходил в особняк Ариго?

Кансилльер не спросил когда, но юноша понял.

– Нет…

– А кто заходил? Постарайся припомнить, это очень важно.

– Ну… двери были взломаны. Значит, там кто-то побывал до нас. Сначала зашли солдаты, никого не нашли… Сказали, что горят лестницы и наверх не подняться.

– В доме точно не было чужих?

– Вроде не было, но я сам не смотрел. Потом эр… Монсеньор залез на балкон и в окно. Мы стояли, ждали… Монсеньор вернулся, у него была клетка с вороном.

– А еще что-нибудь было?

– Еще? – Ричард нахмурился. – Вроде нет. Нет, не было.

– Он был в мундире?

Дик покачал головой:

– В рубашке… Он даже сапоги снял, чтоб легче лезть было.

– Дикон, ты можешь поклясться, что он ничего НЕ вынес из дома, кроме клетки?

– Большого не выносил. – Дик задумался, вспоминая то проклятое утро. – Но… У него рубашка на груди топорщилась. Эр Рокэ что-то сунул за пазуху, это точно!

– Дело плохо, Дикон, – кансилльер встал, подошел к бюро, открыл. Дик не видел, что он там делал, но он узнал запах. Успокоительные капли… После смерти отца надорский лекарь заставлял матушку их пить. Что-то звякнуло, потом еще раз. Эр Август закрыл бюро, вернулся, сел против Дика.

– Лучше, чтобы ты знал правду, хоть это и опасно. Дай мне слово, что сохранишь наш разговор в тайне. В первую очередь от герцога Алвы.

– Но я его оруженосец. Я не могу врать эру…

– Окделл остается Окделлом, – вздохнул Штанцлер, – это – счастье. И это – беда. Делай так, как тебе подсказывает совесть, но помни, что речь идет о свободе и жизни многих людей, и в первую очередь Ее Величества.

Дику стало страшно, а кансилльер медленно заговорил:

– Авнир предъявил коменданту Олларии подписанный Дораком открытый лист и приказал не покидать казарм. Килеан – солдат до мозга костей. Он выполнил приказ. Разумеется, знай граф, что за этим последует, он бы не подчинился, но он не знал. Точно так же Людвигу и в голову не пришло усомниться в подлинности письма.

– А оно было ненастоящим?

– Дорак говорит, что его не писал, хотя так просто – набросать несколько строк слегка измененным почерком и объявить о подделке. Как бы то ни было, Килеан поверил и при этом сделал ужасную глупость.

Он посоветовал баронессе Капуль-Гизайль покинуть город, намекнув на какую-то опасность. Беднягой двигала ревность, он боялся, что в его отсутствие красавица… Тем более наступали праздники…

Штанцлер замялся. Ричарду оставалось лишь порадоваться, что его собеседник не знает о его близком знакомстве с Марианной и о том, что он собирался нанести баронессе праздничный визит.

Продолжать разговор о красавице Дику не хотелось, и он быстро спросил:

– Значит, подумали, что Килеан знал о погромах?