Талиесин - Лоухед Стивен Рэй

Она по-прежнему не знала, любит ли Талиесина, верит ли в нового Бога, она чувствовала себя все так же одиноко и неприютно. Первой мыслью было быстро встать, оседлать лошадь и мчаться в холмы — скакать без остановки, сполна раствориться в кипучей зелени и синеве неба.

По дороге к конюшням она перехватила хлеба с сыром и глоток вина, а потом выскочила во двор, где встретила Моргану. Та так и дышала угрозой.

— Я с тобой не ссорилась, — сказала Харита. — Постараемся друг дружку понять.

— Понять? О чем ты, сестрица? — нехотя отвечала Моргана.

— О Талиесине. Он признался мне в любви и хочет, чтобы мы поженились. Скажу тебе совершенно честно: я не знаю, люблю ли его. Скорее всего, нет. Вероятно, мы никогда не поженимся…

Моргана улыбнулась, как кошка, поймавшая в когти мышь.

— Так ты призна…

— Но, — оборвала ее Харита, — поженимся мы или нет, я запрещаю тебе соваться в наши дела.

— Если ты его не любишь, какая тебе забота? — спросила Моргана.

В тот миг Харита пропустила вопрос мимо ушей, но позже, позволив серому щипать травку у обочины, она поймала себя на мысли: «Какая мне забота?»

Она так и сяк поворачивала вопрос в голове, слушая, как шлепают по мокрой земле копыта. Не из заботы ли родится любовь? И разве не одно и то же — заботиться и любить?

Углубившись в свои мысли, она перевалила через холм и поехала вниз мимо густых зарослей терновника. Резкий, жалобный крик вывел ее из забытья. Она резко натянула поводья и прислушалась. Прямо впереди в терновнике что-то шебуршало.

Харита слезла с коня, подошла к зарослям, встала на колени и вгляделась в тесное переплетение ветвей. Там явно кто-то был, однако разобрать хоть что-нибудь мешала густая тень. Очень осторожно она отвела верхний слой листьев. Резкий крик разорвал тишину, куст яростно забился. Харита отпустила ветку, но успела заметить, кто там внизу: маленький сокол застрял в шипах.

Она снова развела листья и медленно-медленно просунула в куст руку. Птица забилась, вскидывая голову и перебирая ножками, однако шипы крепко держали крылья.

— Ну-ну, ясный мой, — уговаривала Харита, протягивая свободную руку к соколу. — Сиди тихо, я тебе больно не сделаю.

В палец впились когти и клюв. Харита отдернула руку.

— Ш-ш-ш, спокойнее, я твой друг.

Сокол снова вскрикнул и дернулся в ее сторону. Круглый, с красным ободком глаз смотрел гордо и зло. Харите ничего не оставалось, кроме как сесть на корточки и ждать, пока пройдет его гнев.

Через несколько минут сокол успокоился, и Харита вновь протянула руку. Медленно, плавно придвигала она ладонь. Сокол позволил коснуться своих перышек и тут же сильно клюнул ее в мизинец.

Игра в кошки-мышки продолжалась довольно долго. Сокол отбивался от всех попыток его взять. Однако Харита не сдавалась: уговаривала его, успокаивала, силилась втолковать, что это для его же пользы.

— Что с тобой делать? Не могу я так тебя оставить, ты погибнешь, — убеждала она сокола.

Птица опять вскрикнула, но на этот раз немного потише, да и трепыхалась уже не так сильно.

— Ну вот, — сказала Харита, — ты здесь уже давно. Так я и думала. Ветер швырнул тебя в терновник, и без моей помощи тебе не выбраться. Ну, потерпи, дай я тебя вытащу.

Сокол смотрел ясным круглым глазом, но на этот раз отбиваться не стал; он замер и позволил взять себя в руку.

Она высвободила крылья и вытащила сокола из темницы. Спинка и крылья у него были серые, снизу — палевые. Грудку, спинку, крылья и голову покрывали черные крапинки, формой напоминавшие кинжальное острие; хвост и крылья птицы украшали поперечные черные полосы.

— Ну вот, — сказала она ласково, поднося его к себе и нежно поглаживая перышки. — Ты свободен. Теперь я тебя отпущу.

Она отошла от зарослей, развернулась по ветру и подняла птицу. Сокол вырвался из горсти, затрепыхал в воздухе и пошел вниз — одно крыло его отчаянно билось, другое перегнулось пополам и беспомощно повисло. Птица села на расстоянии нескольких шагов, Харита бросилась к ней.

— Прости, мой ясный! У тебя что-то с крылышком. Дай погляжу. — Она наклонилась подобрать сокола, и он больно клюнул ее за кожу между указательным и большим пальцами. — Ой! — Из ранки тут же хлынула кровь.

— Какой неблагодарный! — укоризненно сказала Харита, поднося руку ко рту. — Как же я тебе помогу, если ты мне не даешься?

Сокол снова жалобно вскрикнул и заковылял в высокой траве, волоча раненое крыло.

— Куда бежишь? — крикнула вслед Харита. — Посмотри на себя. Ты ранен и ослабел от голода. Ты не сможешь себя прокормить, ты и летать-то не можешь. Кроме меня, никто тебя не спасет. Пропадешь здесь, ясный мой.

Он пробежал несколько шагов и, похоже, исчерпал последние силы, потому что остановился и оглянулся на Хариту, часто дыша через открытый клюв.

Харита подбежала, нагнулась к птице.

— Ну, позволишь тебе помочь?

Обессиленный сокол опустил клюв и забил крылом по траве. Харита осторожно подняла его — он уже не мог сопротивляться, просто закрыл глаза и устроился в сгибе ее локтя.

Прискакав во дворец, Харита прямиком отправилась в свою комнату и посадила сокола на кровать, потом отправилась искать Лиле. Та была в саду и, стоя на четвереньках, сажала семена во влажную землю.

— Лиле, — сказала Харита, — я подобрала раненую птицу. Ты можешь ее посмотреть?

— Птицу? — Лиле утерла лоб рукавом. — Птицы не лечатся. Тебе надо было оставить ее в лесу, — сказала она и вернулась к своей работе.

— Она бы умерла, — объяснила Харита.

— Да, так оно и бывает. Большинство диких животных вылечить невозможно, в том числе птиц. Они умирают.

— Это не та птица, — отвечала Харита. — Это сокол. У него, кажется, крыло сломано, он не может летать.

— Сокол? — Лиле сначала оживилась, потом пожала плечами. — Все равно я ничем не могу помочь.

— Ну хоть посмотри его, — уговаривала Харита. — У него ничего страшного — только крыло. Да еще от голода ослабел.

Лиле вытерла руки о подол желтого платья и встала.

— Ладно, взгляну на твоего сокола. Только обещай, что, если ничего поделать нельзя, ты велишь его убить. Нехорошо, чтобы живая тварь понапрасну мучилась.

— Обещаю, — сказала Харита. — Идем, он у меня в комнате.

Обе быстро вышли из сада.

Лиле присела на край кровати и некоторое время внимательно разглядывала сокола. Тот не шелохнулся, когда она протянула к нему руку, и не сопротивлялся, даже когда она стала осматривать больное крыло.

— Крыло сломано, — сказала она. — Боюсь, этот юный кречет свое отлетал.

— Нет! — в тревоге вскричала Харита. — Ты наверняка можешь его вылечить. Пожалуйста, Лиле, попробуй.

Лиле вздохнула и с сомнением взглянула на серый комок перьев.

— Ладно, сделаю, что могу. — Она вышла из комнаты со словами: — Пойду принесу инструменты. А ты пока вели младшим конюхам поймать двух-трех мышей, только чтоб не убили их, а живьем. И с этого дня пусть приносят столько живых мышей и крыс, сколько сумеют поймать. И захвати чашку с чистой водой.

Харита все сделала, как было сказано. Когда она вернулась, Лиле перевязывала крыло полосками белого холста. На кровати валялись обрезки перьев, голова сокола была замотана тряпкой.

— Что ты с ним сделала? — спросила Харита.

Не поднимая головы, Лиле объяснила:

— Закрыла ему голову, чтобы не бился. Маховые перья пришлось подрезать, чтобы он не попытался взлететь, пока не зажило крыло. Ну, если удастся держать его в сытости и покое, он может и поправиться. — Она выпрямилась и оглядела свою работу. — Больше бы никто сделать не сумел. Теперь все зависит от него самого.

Харита села и принялась гладить сокола по голове.

— Спасибо, Лиле, он поправится, — убежденно произнесла она. — Я об этом позабочусь.

— Все может быть, — с сомнением отвечала Лиле. Она начала собирать инструменты. — Увидим.

Через несколько дней Талиесин вернулся в Инис Гутрин. Он объехал стороной Тор и направился прямиком к церковке. Давид встретив его у ручья; юноша спешился, привязал лошадь и вместе со священником поднялся на холм.