Генри Олди - Гарпия

Десятки рук вцепились в бока иллюзиона. Вечная ошибка – «творильня» не нуждалась в прямом контакте. Но воображать легче, когда держишь объект, как будто он готов в любую минуту сбежать. «Эффект синицы», знакомая штука.

– Воображайте без напряжения. Пассируйте с легкостью. Озвучивайте инвокационное давление, не форсируя голос. Иллюзион – усилитель. Он уловит малейший посыл и трансформирует в желаемый образ. Если не увлекаться панорамностью и многофигурностью, затраты маны – грошовые…

Кручек никогда бы не признался, что главная причина использования «творилен» – вон она, сидит, закутавшись в крылья. Одна из тех, кто не стал хватать иллюзион. Даже запасов маны гарпии хватило бы на воплощение в «творильне» примера средней сложности.

Если не перегнет палку, сдаст как миленькая.

Вчера они ужинали в «Граните наук». Говорили о пустяках. В финале доцент не выдержал. «Скоро сессия, – сказал он, делая вид, что любуется вином в бокале. – И каникулы. Вы улетите домой?»

– Да, – кивнула гарпия.

– Этот безумный семестр останется позади. Вы будете вспоминать его?

– Да.

– Никаких чувств? Ни за кем не скучаю, ничем не терзаюсь? Гордость за свои подвиги, наконец? Ничего такого?

– Ничего, – гарпия потянулась и взяла его за руку. – Не огорчайтесь, Матиас. Это глупо. Так же глупо вам огорчаться, что у меня есть крылья, а мне – что у вас есть ноги. Подумайте о другом. Я вернусь и обрадуюсь. Радость будет в настоящем. Остальное – неважно.

Она впервые назвала его по имени.

– Вы верите мне, Матиас?

– У меня есть выбор? – невесело отшутился он.

Выбор был. В том-то и беда, что выбор – был. Следя за студентами, которые сочиняли примеры, Кручек размышлял о природе гарпий. О природе людей. О себе, стоящем на распутьи. Знание и вера, думал он. Эти две лошади разрывают меня на части, борясь друг с другом. Однажды я не выдержу, и они с диким ржанием понесутся в разные стороны, волоча по мостовой кровавые останки. Я – адепт знания. Преданный слуга Ее Величества Науки. Этой лошади достанется большая часть меня. Но и вера урвет свой клок.

Знание стоит на опыте. Вера зиждется на доверии.

Я – утратил опору.

Можно доверять любимой жене. Верить ей. А можно нанять приватного сыскаря, чтобы тайком проследил за женой. Сыскарь принесет целый ворох фактов, и скажет: «Да, сударь. Она вам верна.» Теперь ты знаешь: жена тебе не изменяет. У вас крепкая семья. Сыщик отработал гонорар.

Куда делось доверие?

Ушло, освободив дом для знания.

Встав, он прошелся по аудитории. Остановился у столика Хулио. В «творильне» Остерляйнена горел фитилек. Дым распространялся по иллюзиону, клубясь, обретая форму. Не мудрствуя лукаво, студент воспроизводил пример, ближайший к обнародованному доцентом на лекции. Вместо ночного горшка он взял метлу.

Сначала метла валялась на полу в комнате, прописанной легкими, беглыми штрихами. Одинокая, она вызывала сочувствие. «Ценность утилитарная, – отметили руны на жести. – Зафиксировано». Метла вздрогнула, черенок заблестел серебром. Прутья сверкнули золотом. Возник набалдашник – бриллиант размером с кулак.

«Ценность избыточная,» – согласился иллюзион.

Вернувшись к первоначальному облику, метла взлетела над полом. На ней, словно всадница – на норовистом скакуне, возникла девица, похожая на Марысю. Доцент встал так, чтобы реальная Марыся ничего не увидела. Он сомневался, что капитанской дочке понравится летать голышом, всем на загляденье – даже в качестве лабораторного примера.

«Ценность пиковая», – оценил иллюзион, имея в виду то ли метлу, то ли наездницу.

– Попробуйте еще раз, – дал совет Кручек. – Для закрепления. И скромнее, скромнее, молодой человек…

Он двинулся между столами, забыв о метле. Вчера тетушка Руфь поведала ему о визите мышки из «дамбы». Тонкие намеки, граничащие с угрозами; принуждение к доносам. Она долго собиралась с духом, пожилая скрипторша. Не могу доносить, сказала она. И не доносить не могу. Боюсь. Казалось бы, пустяк. Ваш абонемент – передай, и дело с концом. А чувствую себя змеей подколодной.

Что посоветуете?

Кручек поцеловал тетушку Руфь в щеку. Вы – моя единственная любовь, тетушка. Вы – чудо. Дайте им мой абонемент, и спите спокойно. Вот, смотрите, я создал для вас розу. Ну, не создал. Утащил из корзинки вредной девчонки по имени Герда. А в корзинку бросил монету. Все честно, берите. Спасибо вам, с вами тепло…

Он умолчал, что ночью ему снился Антонин Тератолог. Коронный друнгарий глядел с укоризной и грозил пальцем. А Кручек ничего не мог ему возразить. Я предлагаю вам осторожность, говорил палец. Разумную осторожность. Здравый смысл. Все, что можно потрогать, разъять на волокна, убедиться в безопасности – и вздохнуть спокойно.

Что предлагает вам гарпия, дорогой мой?

Целый космос, хотел ответить Кручек. Пускай я-нынешний не в силах его потрогать и разъять на волокна. Старик-садовник сажает яблоню для других. Возможно, когда-то я прикоснусь к творимому мной. Если пойму: под Овалом Небес, на Квадрате Опоры, живет множество очень разных людей, опровергающих наше с вами представление о людях.

Птичьи лапы, конские копыта, голова собаки. Фикция, маскарад. Но фикция подтверждается опытом. А психономы не подтверждаются ничем, кроме россказней подозрительной гарпии.

Вечный Странник! Что, если она лжёт?!

Я не в силах проверить это знанием. Я могу принять это на веру. Или не принять. Ну почему я? Я не умею верить. Мне нужны причины. Основания. Аргументы. От гипотезы к теории, от теории к практике. Если б еще гарпия не была так похожа на Агнешку…

– Не напрягайтесь. Мана должна изливаться без помех.

– Да, мастер. Я стараюсь.

Он не сразу сообразил, что разговаривает с Келеной. Гарпия наклонилась к иллюзиону, целиком отдавшись работе. Пассировку она провела с блеском. Инвокации – удовлетворительно. Фитиль горел, не давая копоти. Дым рассеялся, в «творильне» возник пейзаж: скала над обрывом, внизу – море.

На ветке можжевельника сидела гарпия.

Пейзаж напоминал зыбкую акварель. Все узнаваемо, есть свет и перспектива. Но скала, дерево, волны с барашками на гребнях скорее угадывались зрителем, восстановлены по намекам. Ограничена запасом маны, Келена сосредоточилась на гарпии. Маленькая женщина-птица соответствовала оригиналу до мелочей. Кроме лица – сколько Кручек не щурился, он не мог разобрать: похожа иллюзия…

Или нет.

Одинокая, гарпия в иллюзионе смотрела куда-то за море. Над ней, серебряным приговором, возникали руны, коверкая жесть оправы: