Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Невозможно было высчитать, как давно Эскор был ввергнут в хаос и остатки людей древней расы бежали на запад в Эсткарп, наложив печать на горы позади себя. Однажды я с помощью своих братьев пыталась выяснить это, узнать, что произошло здесь, и почему некогда благодатная страна превратилась в край, напичканный ловушками, подстроенными Тьмою. Мы сумели прочесть рассказ о том, что случилось. Счастье благодатного края было жестоко разрушено из-за человеческой жадности и безрассудных поисков недозволенных страшных познаний. И я не знала, сколько лет или веков лежало между нашим костром, зажженным этой ночью, и самым первым огнем, появившемся в этом месте.
— Здесь уже жили раньше, Бахай? — спросила я, когда она опустилась на колени возле меня и сутула в самую середину пламени горшок на длинной ручке, в котором готовила пищу. — Ты была уже здесь когда-то… давно?
Она медленно повернулась ко мне, на лбу появилось несколько неглубоких морщинок, словно она пыталась что-то вспомнить или сосчитать, хотя система счета у этого народа была на удивление примитивной.
— Когда я была еще ребенком… помню… — она произнесла это очень тихим голосом, колеблясь, с остановками, словно ей так редко приходилось говорить, что она с трудом подыскивала каждое слово. — И моя мать — она тоже помнила. Мы приходили сюда очень давно. Но это хорошее место — здесь много еды. — Она кивнула подбородком на юг. — А в море много рыбы, она большая и вкусная. Еще здесь есть плоды, их можно сушить, их собирают, когда наступают первые холода. Это хорошее место, на нас здесь никто не нападет.
— А вон то место, где много камней, — я указала рукой на север, — там ты была?
Она, шумно всасывая воздух, перевела дыхание, и все ее внимание неожиданно переключилось на кастрюлю. Но несмотря на ее явное смущение, я решила не отступаться и выяснить все до конца, потому что было в этом мысе, со всех сторон подставленном ветру и дождю, нечто такое, что мой разум непременно должен был понять.
— Так что это за место, Бахай?
Ее правое плечо слегка приподнялось, она еще больше отодвинулась от меня, словно ожидая удара.
— Бахай! — я и сама не понимала, почему так настойчиво добиваюсь ответа, просто чувствовала, что непременно, во что бы то ни стало, должна его получить.
— Это… очень странное место, — ее смятение было совершенно очевидно, но я никак не могла понять, было ли это следствием страха или просто ее убогий разум с трудом отыскивал слова, пытаясь описать то, что там находилось. — Ютта — однажды она ходила туда… давно… когда я была еще маленькой девочкой. Когда она вернулась, то сказала, что это место, где есть Сила, только это не такая сила, как у колдуний.
— Место, где есть сила, — задумчиво повторила я. Но что это за Сила? Может быть, именно там находился омут зла, подобный тем, какие оставляла повсюду Тьма, пробираясь по этой измученной стране и отравляя ее воздух и землю. А может быть, напротив, это было место, где подобные мне могли получить пищу и помощь? И если эти руины на мысе были той же природы, что и убежища из синих камней, возможно, поход туда укрепит мои силы, едва вернувшиеся ко мне?
Впрочем, это находилось далеко от нашего поселения, и я сомневалась, что узы рун, наложенные Юттой, позволят мне отправиться туда. Время от времени я делала подобные попытки, желая определить, на какое расстояние могу отойти от племени, и всякий раз оказывалось, что очень недалеко.
Предположим, я могла бы убедить кого-нибудь из них пойти вместе со мной, хотя бы до границы, откуда начинается это место, коль скоро они испытывают такой благоговейный страх, что боятся идти до конца? Вдруг это сможет удлинить невидимый поводок, которым привязала меня Ютта, и я сумею обследовать развалины?
Однако, будь это место обиталищем Тьмы, я не могла рисковать в моем нынешнем положении, пока была так слабо защищена. Но может быть, Ютта оставила какие-нибудь записи о днях, проведенных с племенем? Судя по всему, она жила с вапсалами несколько поколений.
Я вновь подумала о тех двух таинственных свитках, найденных в Юттином сундуке. Может быть, они появились как раз из этой крепости на мысе, а башня была как раз той, какую я видела во сне…
В сундуке лежало два свитка — но в ту ночь, когда я видела колдуна и открытые им ворота, я держала в руках только один из них. Может быть, другой содержит какую-то тайну, которая принесет мне то, что жажду я сейчас — свободу? Подумав об этом, я захотела немедленно приступить к опыту, попытаться вновь увидеть этот сон и вырвать из него необходимые сведения.
Однако в шатре находилась Бахай, и хотя я была почти уверена, что она именно такая, какой кажется — нелюбопытная и слабоумная — подобный сон мог перенести меня из моего тела в иное пространство, а мне не хотелось, чтобы кто-то видел мою беззащитность.
И тогда я решила прибегнуть к такому же способу, что и в тот раз с Айфенгом; я бросила в кубок несколько сухих листьев из запасов Ютты и превратила обычную воду в изысканный напиток. Бахай очень удивилась, что ей предлагают столь роскошное питье, и я упрекнула себя, почему не додумалась до этого раньше. Я тут же решила, что непременно должна что-нибудь сделать для нее. Так почему бы не сейчас? Вряд ли удастся найти более подходящее время.
Когда Бахай уснула, я стала плести ткань сна специально для нее: такого сна, какой мог принести ей самое большое наслаждение; я повернула ключ в замке и отперла дверь, через которую в ее разум ворвался фантастический мир, где она, упиваясь радостью, чувствовала себя свободно и легко. Затем я завесила вход в шатер и торопливо разделась. Приложив второй свиток к груди, я наклонилась вперед, коснулась лбом его верхнего конца и открыла свой разум всему, что только могло войти туда.
Я почувствовала, как меня уносит, подхватив, какой-то чудовищный поток, ворвавшийся в мое сознание. А немного погодя мне казалось, будто я сижу за столом, на котором лежит груда драгоценностей, и мне нужно рассортировать их за очень короткое время, а должна я выискивать все изумруды, отодвигая в сторону рубины, сапфиры и жемчужины, самые прекрасные и редкие, какие только могли существовать на свете.
Свои «изумруды» я находила здесь и там, и все эти кусочки и частички при пробуждении значили для меня больше, чем настоящие драгоценные камни. Я вновь положила свиток в футляр и взглянула на Бахай. Она лежала на спине, и на лице ее светилась улыбка, какой прежде я никогда не видела.
Я натянула плащ на дрожащее от холода тело и дотянулась до очага, подбрасывая в огонь побольше дров; я вновь задумалась над тем, что бы еще могла сделать для своей служанки. Конечно же, — совсем незначительное заклинание — и она до конца жизни будет каждую ночь видеть счастливые сны, приносящие покой и радость. Для того, кто хочет от жизни нечто большее, чем сновидения, это было бы скорее проклятием, а не даром, но для Бахай могло стать действительно благом. Поэтому я произнесла нужное заклинание и только потом приступила к более важным делам.
Мои «изумруды» и в самом деле оказались сокровищами. Как я знала с самого начала, колдовство Ютты было близко природному, естественному, а теперь выяснила, что наложенные ею узы рун держались на крови… Хотя это могло быть очень болезненно и даже опасно для меня, я должна была испробовать этот способ.
Разостлав на полу циновку с рунами, я провела рукой по тусклой поверхности, и линии ярко вспыхнули. Тогда я взяла один из длинных охотничьих ножей и проткнула вену у сгиба локтя. Из раны хлынула струя красной крови, я взяла из Юттиных запасов жезл, который нашла, когда впервые перебирала ее вещи, погрузила его в свою кровь и стала тщательно и осторожно прорисовывать каждую линию рун; от прикосновения окровавленного жезла они темнели и тускнели… Я часто прерывалась, погружая острие ножа еще глубже, чтобы кровь текла сильнее.
Закончив все, я быстро наложила на рану повязку с целебным эликсиром из трав; теперь можно было приступать к заклинаниям. Я не знала точно, какие именно силы призывала Ютта, чтобы связать меня этими узами, но зато помнила, что в таких случаях проделывали колдуньи, и стала звать эти силы одну за другой, наблюдая, как свертывается кровь, а руны окончательно исчезают под кровяной коркой. Когда я решила, что все готово, я собрала спекшуюся кровь тряпицей и бросила коврик в огонь.
В эту минуту решалось все. Если бы оказалось, что я в чем-то ошиблась, мне грозила смерть. Но в любом случае я понимала — мне сейчас будет очень трудно.
И я не ошиблась; как только пламя лизнуло циновку и начало ее поглощать, тело мое скорчилось от мучительной, пожирающей боли, и я так вонзила зубы в губу, сдерживая крик, что тонкая струйка крови скатилась на подбородок. И хотя из меня готов был вырваться пронзительный вопль, я сдерживалась, стараясь не проронить ни стона, боясь разбудить Бахай. Я терпела и следила за циновкой, пока ее окончательно не пожрал огонь. Тогда я подползла к Юттиному сундуку и достала оттуда небольшой котелок с густым жиром, которым я смазала — при этом пальцы мои дрожали и перехватывало дыхание — свою рану; все тело покраснело и болело, словно бы это я, а не циновка, лежала только что в огне и корчилась на угольях.