Линн Абби - Взлет и падение короля-дракона

— Павек!

Павек уже был на ногах, когда Руари преодалел последнюю ступеньку.

— Павек, ты никогда не поверишь тому, что случилось…

Юноша споткнулся. Джавед подхватил его — что само по себе было чудом, хотя и другого сорта — и поддерживал на ногах, пока сержант военного бюро не прибежал со стаканом воды в руках. Руари вздохнул, задохнулся, покачнулся и с трудом сделал еще один шаг по направлению к Павеку. Видно было, что до башни он бежал, бежал и по ступенькам вверх, и был почти без сил. Его волосы потемнели от пота и пыли, залепившей ему шею и плечи. Вся его одежда тоже потемнела, а пропитанная потом рубашка свисала с высоко поднятых плеч.

Павеку понадобилось еще одно мгновение, чтобы осознать, что рубашка была шелковой, по краям обшитой золотом; ничего подобного Руари не мог найти в красно-желтом доме в квартале темпларов.

Тогда он схватил Руари за запастья и жестко тряхнул. — Где ты был, Ру? Я тебя искал. Все тебя искали. Тебя не было в твоей комнате.

— Ты никогда не поверишь, — опять повторил Руари, который никак не мог отдышаться.

— Попробуй объяснить.

Они дали ему еще один стакан воды и усадили на стул.

— Я был пьян, Павек…

— Знаю.

— Я был настолько пьян, что подумал, что это Смерть, когда она вошла ко мне в комнату. Но она не Смерть, Павек, — Руари глотнул еще воды.

Павек ждал. На самом деле ему не надо было слышать больше. Вполне достаточно, что Руари остался жив после встречи с Королем-Львом, так как, без всякого сомнения, на нем рубашка самого Хаману. Он не хотел ничего больше, только схватить своего друга и посильнее прижать к груди, но Руари наконец-то отдышался и заговорил снова.

— Она была невероятно прекрасна, когда стояла, освещенная лунным светом. Я подумал — я подумал, что не бывает лучше, но потом мы полетели, Павек…

Павек начал было трясти головой не веря Руари, но потом остановил сам себя. Руари не было в его комнате; Руари был с Хаману — что бы там полуэльф не видел, не думал или не выбрал верить — и вполне возможно, что он летал. Это было хорошее объяснение шелковой рубашки.

— А потом я проснулся в огромной кровати — на крыше дворца. Крыше королевского дворца! Ты можешь это объяснить?

Павек кивнул.

— Ветер и огонь — я знал, что вы меня ищете. Я нашел какую-то одежду и выбрался оттуда так быстро, как только мог — я знал, Павек, что ты будешь сердиться. Я не сомневался. Но что это все значит?

— Прихоть Льва, — хором сказали сержант и друид.

— А что с девушкой? — спросил Павек.

Руари смутился; его и так раскрасневшаяся от жары кожа стала еще темнее, темнее чем кровавое солнце. — Я отправил ее назад, в твой дом — в сорочке, Павек. Я нашел там другую сорочку для нее и отправил ее в квартал темпларов.

Раздался смех, как мужской, так и женский. Лицо Руари опасно засветилось.

— А что еще я мог сделать? — обиженно спросил он.

— Ничего, Ру, — успокоил его Павек. — Ты все сделал правильно. — Он так крепко обнял своего друга, которого еще несколько минут назад считал мертвым, что у того затрещали кости. — Как ее зовут?

— Не знаю, Павек, но она прекрасна и, я думаю, любит меня, — прошептал Руари с ухо Павека, прежде чем тот выпустил его из своих могучих объятий. — Я думаю, это навсегда.

— Я уверен в этом. — Павек поставил Руари на расстояние вытянутой руки; юноша действительно казался одурманенным. Впрочем, это было не удивительно. — Я уверен, что вы будете счастливы вместе.

Своим внутренним взором он увидел их обоих вместе — Руари, прекрасную женщину и их прекрасных детей; у одного из них были желтые глаза. Раньше у Павека никогда не было видений; пророческий дар — не частo встречается среди друидов… и темпларов. Но он поверил тому, что увидел, и на сердце стало легче. Он опять обнял Руари, потом отпустил его и вместе они подошли к южной баллюстраде башни, но своим внутренним зрением он по-прежнему видел их обоих, вместе; он глядел на пустую дорогу, не видя ее, пока видение не потускнело.

— Рука тяжело опустилась на его плечо: Джавед, на его угрюмом лице непроницаемое выражение.

— Ману? — спросил командор-эльф.

— Да.

Рука Джаведа осталась на плече Павека. Потом она сжалась в кулак, который ударил в черную платину нагрудного панциря, прямо над сердцем командора: беспрекословное подчинение на протяжении всей жизни. Затем он глубоко вздохнул, на мгновение закрыв глаза.

— Он сильнее чем его природа. Еще есть надежда.

Павек кивнул. — Надежда, — согласился он.

Но не надолго. Пока оба мужчины глядели, там, где южная дорога уходила за горизонт, поднялось второе солнце. Оно светило также ярко, как и восточное, и было такого же кровавого цвета.

— Прихоть Льва, — выругался сержант; остальные не смогли сказать ни слова.

Спустя несколько мгновений стало еще хуже — все мужчины и женщины, носившие медальон со Львом, упали на землю. Павек обхватил руками голову; иначе его череп мог бы взорваться изнутри. Он ударился лбом о грубые доски пола башни. Это помогло, одна боль притушила другую. Кто-то наклонился над ним и сломал цепочку его золотого медальона; это помогло больше.

Но при все при том, не физическая боль держала его на коленях с лицом, прижатым к полу. Это было знание, несомненное знание того, что Король-Лев, который Невидимо присутствововал в его жизни начиная с возраста в пятнадцать лет, когда он получил свой первый, грубый керамической медальон, освободил его, бросил его, хотя и не уничтожил его.

Медленно, Павек выпрямил спину и сел на пятках. Джавед был перед ним; его губы кровили там, где он искусал их. У них не было слов, которыми они могли бы высказать то, что чувствовали, пока они с трудом вставали, держась за балюстраду. Потом они отвернулись друг от друга и опять посмотрели на юг, где второе солнце исчезло за — или внутри — огромной светящейся башни из пыли и грязи.

Один из низших темпларов, стоявший в воротах башни, начал было кричать, но крик немедленно умер внутри его горла. Никакому смертному уже не было дела до того, что случилось на юге, когда звуки смерти и волшебства достигли стен Урика.

Облачная башня росла до тех пор, пока не стала такой же высокой и могучей, как столбы дыма, отмечавшие извержения вулкана Дымящаяся Корона на северо-западе. Потом, как и те пепельные столбы, башня стала опадать, становясь ниже и шире. Дуги молний связали внешний край расширяющегося облака с землей; они били беспорядочно, а длились долго, даже дольше, чем синии стрелы Тирского Урагана.

Павек знал — они все знали, хотя никто из них не был погодной ведьмой — что молнии бъют из земли, а не из облака.