Кэтрин Куртц - Год короля Джавана

В ответ на это юноша кивнул и окинул взглядом вышитый герб Халдейнов, украшавший трон.

Было время, когда в этом зале и в других по всему Гвиннеду красовалось изображение герба его собственной семьи…

В Торенте его считали принцем, по происхождению равным Миклосу.

И хотя в последнее время он привык представляться на торентский манер — Мареком, однако имя, данное ему матерью при крещении, когда она также назвала его истинным наследником гвиннедского престола, было Марк — Марк Фестил.

Глава XXIV

И молвил я в сердце своем: Господь рассудит правых и виноватых[25]

Назавтра фанфары не приветствовали появление Джавана на поле ристалища, где убрали все приготовления к турниру, чтобы дать место сражающимся в смертном бою. В противовес вчерашнему дню, нынешний выдался пасмурным и хмурым, и одеяния зрителей также отличались подчеркнутой суровостью, ибо из двух бойцов, отдыхавших сейчас в тени павильонов, установленных по обоим концам поля, в живых должен был остаться лишь один.

Занимая свое место вместе с Райсом-Майклом, Карланом и Гискардом, Джаван старался удержать в памяти все детали проведения подобных испытаний, молча кивая придворным, которые приветствовали своего короля поклонами. Чуть раньше все вчетвером они отстояли мессу в королевской часовне, поскольку знали, что сегодня одному человеку суждено умереть. Джаван от всей души надеялся, что это будет Мердок Картанский. Он говорил себе, что то, что должно случиться нынче утром, будет лишь исполнением отложенного правосудия за убийство Эвана Клейборнского, однако в душе сознавал также, что этот бой отвечает его собственно жажде мести за смерть Деклана Кармоди. Он не позволял себе думать о том, как поступит в случае гибели Хрорика, если Мердок будет оправдан перед всем двором.

Джаван, проходя вдоль ристалища, видел, как грядущее испытание раскололо надвое его придворных. Сторонники Мердока держались на одной стороне поля, сторонники Хрорика на противоположной. Разумеется, вокруг павильона Мердока стояли все приверженцы прежнего режима: Ран, Манфред и сыновья Мердока, Ричард и Кешел. На стороне Хрорика были Сигер и Грэхем, разумеется, но также немало юных дворян, которые до сих пор в открытую не вставали на сторону Джавана. Кроме того, там были коннетабль Удаут и Фейн Фитц-Артур.

По обе стороны от королевской ложи, расположенной на равном удалении от обоих концов арены, стояли те, кто не мог позволить себе демонстративно отдать предпочтение ни одной из сторон канцлер Таммарон, оба гвиннедских архиепископа вместе с Полином Рамосским, а также Джеровен и Этьен, сэр Робер и сэр Джейсон и прочие рыцари из свиты Джавана.

Джаван отметил про себя, какими взглядами они провожали его, и многие смотрели на короля с уважением, какого он не видел в их взорах прежде. Возможно, благодарить за это следовало случившееся накануне вечером. Нынче он выглядел совсем по-иному, чем прежде; Халдейнский меч красовался на поясе светло-серой туники с вышитым на груди гербом, корона представляла собой обруч из золота, украшенный рубинами с ноготь величиной, ярко сверкавшими в лучах солнца. Этот венец довольно грубой работы, казалась наиболее подходящим для нынешнего действа. Когда они с Райсом-Майклом заняли места в тени королевской ложи, он немедленно устремил взор вниз, на арену, где уже готовились для седоков боевые скакуны.

Сурово и повелительно зарокотали барабаны, и стражи, специально отряженные из гарнизона замка, взяли на караул у каждого из шатров, дабы сопроводить противников и их знамена на ристалище. Символом Мердока был черный картанский зубр на алом поле; перед Хрориком несли штандарт Истмарка с золотыми солнцами и серебряным крестом на лазурном поле. У обоих бойцов под вышитыми сюрко с эмблемами их рода были стеганые кожаные куртки, а также кожаные наголенники и наручни. Позже они также смогут надеть кольчугу, однако, по правилам поединка, шлемы или иные доспехи не допускались. Вооружены соперники были мечами и длинными кинжалами.

Вслед за гофмаршалом и знаменосцами противники вышли на середину поля, искоса поглядывая друг на друга. Хрорик опустился на колени, едва только достиг барьера, отделявшего ристалище от королевской ложи, и почтительно склонил голову, однако Мердок смерил Джавана пронзительным ледяным взглядом, и лишь затем медленно преклонил колена, всем видом своим выражая непокорность. Взгляд Мердока Джаван встретил, не дрогнув, и поднялся, левой рукой придерживая меч Халдейнов.

— Хрорик Истмаркский и Мердок Картанский, — объявил он. — Вы явились на это ристалище, обвинитель и обвиняемый, и согласились сражаться, дабы подтвердить истинность своих утверждений. Пред Господом обязую вас соблюдать условия боя. Сражение начнется верхом на лошадях и будет продолжаться, пока один из сражающих не получит смертельную рану. Дозволяются любые виды оружия. Просить пощады невозможно, и она дарована не будет. А теперь, есть ли у вас какие-то вопросы?

Ответом ему было лишь молчание, и Джаван повернулся к Хьюберту, который, в полном епископском облачении и митре, ожидал своей очереди, чтобы благословить сражающихся. Пухлые руки архиепископа, сжимавшие пастырский жезл, тряслись, ибо хотя он в открытую и не благословил убийство, происшедшее в тот день три года назад, но и не запретил Мердоку действовать, и даже не попытался отговорить его. Разумеется, как священнослужителя никто не мог бы призвать его к ответу, однако если Мердок падет, вина его также будет неоспорима, — пусть даже не в глазах земного правосудия. Так что архиепископ лишь нехотя поднял правую руку и произнес традиционные слова благословения:

— Benedicat vos omnipotens Deus, Pater, et Filius, et Spiritus Sancti. Amen.

Противники осенили себя крестным знамением и встали на ноги. Хрорик вновь поклонился Джавану, Мердок лишь слегка наклонил голову. Затем оба вновь разошлись по разные стороны ристалища, где их ожидали боевые кони и оружие. Гофмаршал также сел в седло и выехал на середину поля. Под королевской ложей военный врач Custodes и священник незаметно заняли место рядом с придворным Целителем. Ориэль вновь держался поблизости от Джавана, поскольку принц Миклос со свитой заняли шатер прямо напротив королевской ложи.

В гробовой тишине оба соперника сели в седло и развернулись по разные стороны ристалища лицом друг к другу, едва удерживая непокорных скакунов. Щиты их сверкали на солнце, копья были наготове — не легкие, вмиг ломающиеся турнирные копья, но более короткие и тяжелые боевые. Единственными звуками, нарушавшими безмолвие, было звяканье упряжи, скрип кожаных седел и храп лошадей. Альберт, наблюдавший за ними, повернулся к Джавану и низко поклонился в седле, затем выпрямился и заставил лошадь стремительно попятиться к другой стороне поля. Он вскинул свой жезл и, натянув поводья, вновь взглянул на Джавана, и когда король кивнул ему в ответ, резким жестом опустил жезл.