Джеймс Блэйлок - Подземный левиафан

Словно Илия, он был древен, волосат и дик. Уильям вздрогнул и выпрямился, выправил свет, не веря своим глазам. Это не был Илия; это был Ашблесс собственной персоной, прихрамывающий на одну ногу. В правой руке он держал обшитую кожей дубинку. Негодяй! Так вот кто издевался над ним все это время, пугал и насмехался. Это Ашблесс с удовольствием наблюдал, как он вздрагивает от любого звука, случайного или преднамеренного. Что ж, игра еще не закончена, подумал Уильям, оглядываясь через плечо, на тот случай, если другой нападающий решит зайти ему со спины. Он смертельно устал, глаза жгло, словно их засыпало песком, но будь он проклят, если не сумеет противостоять престарелому поэту с его дубинкой.

— Ну, иди же! — выкрикнул он, размахивая фонарем в правой руке и перочинным ножом в левой.

— Тише! — прошипел вдруг Ашблесс, поднося палец к губам и качая головой. — Иди вперед, или нам обоим крышка.

Опустив нож, Уильям проследил за тем, как, пугливо оглядываясь, словно со страхом ожидая появления преследователей, Ашблесс засовывает дубинку в карман пальто и подходит ближе.

— Я оглушил азиата, — сообщил он, взяв Уильяма за рукав и подталкивая вперед.

— Кто это был — Ямото? — спросил Уильям.

— Я не знаю его имени, — ответил Ашблесс. — Я просто ударил его дубинкой по затылку. Они следят за тобой с самого вечера. Глупо с твоей стороны было пытаться добраться до Пало-Верде на такси. Ужасно глупо. Теперь все знают, где ты, — Фростикос, полиция. Я читал о тебе в утреннем номере «Таймс», а по пути к Ла-Бреа наткнулся на Фростикоса и троих его людей. Они гонятся за тобой.

— Значит, письмо напечатали! — восторженно воскликнул Уильям.

— Шшш! — шикнул Ашблесс, оглядываясь по сторонам. — Они изложили суть письма в нескольких фразах, но дух и главное содержание передали. О статье сегодня все утро говорили в новостях. Ты должен знать, что доктор решительно настроен не выпускать тебя из-под земли живым.

— И ты пришел сюда только для того, чтобы сказать мне об этом? — спросил Уильям, в котором снова пробудились подозрения.

— Не только, — ответил Ашблесс.

Уильям ожидал объяснений, приготовляясь к бегству. Он осмотрел коридор впереди. Можно было внезапно выключить свет, на первом же перекрестке свернуть направо и убежать, оставив поэта в темноте. Если Ашблесс попытается преследовать его и в ход придется пустить фонарь, то дальше можно будет бежать, пользуясь маленьким фонариком-карандашом. Кроме того, он сможет забрать фонарь Ашблесса. У него наверняка есть свой.

— Я устроил побег Реджинальду Пичу, — объявил вдруг Ашблесс.

— Что?

— Пичу. Ты представить себе не можешь, в каких условиях он существовал. Он дважды пытался бежать, но его выслеживали и ловили. Но теперь им его ни за что не найти. Он согласился провести меня к центру Земли. Может, там и встретимся.

— Ты освободил Реджинальда Пича? — ошарашенно спросил-повторил Уильям, не веря своим ушам.

— Он тоже своего рода изобретатель и наделен некоторыми способностями. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Если снова попадешь в мир наверху, окажи мне услугу. Передай Бэзилу, что я пытался освободить его сына, но повезло мне только с Реджинальдом. Боюсь, во время нашей последней встречи он неверно меня понял.

— И я тоже, — откликнулся Уильям, чувствуя, что готов поверить поэту. — Спасибо за то, что избавил меня от Ямото.

Ашблесс махнул рукой. Не стоит благодарности. Это самое меньшее, что он мог сделать для Гастингса. Откуда-то спереди донесся плеск бегущей воды, подземной реки, мчащей свои воды по глубокому каналу.

— Где мы? — спросил Уильям.

— Почти под холмами Пало-Верде. Но дальше ты пойдешь один.

Достав из пальто большой фонарь, поэт посигналил им в темноту. От тускло-серой стены отделилась неясная тень. Уильям ощутил близость и холодную свежесть воды. Впереди аркой изгибался через протоку мостик, возле которого, привязанная, покачивалась на быстрине длинная низко сидящая лодка, похожая на гондолу. Выше ватерлинии борта суденышка были разрисованы людьми-крокодилами, птицеклювыми детьми и загадочными египетскими иероглифами, вероятно появившимися на лодке, решил Уильям, при подготовке суденышка для участия в карнавале на воде.

На корме лодки находилось, наверное, самое странное из виденных Уильямом созданий: полуголый человек, покрытый прозрачной чешуей жемчужного оттенка, с перепончатыми руками, с головой внутри невероятной закрученной спиралью морской раковины с забранным стеклом смотровым окошком в передней части. Сквозь стекло удивительного шлема на Уильяма уставились выпученные глаза. Через мгновение он с удивлением понял, что огромная раковина заполнена водой — голова Реджинальда Пича была скрыта внутри шлема-аквариума. Отходящая от раковины пара трубок была переброшена за борт лодки.

Уильям остолбенел. Он не знал, что сказать, все мысли вылетели у него из головы. Он никогда не был знаком с Реджинальдом Пичем, ни близко, ни шапочно. Правда, он встречался мимоходом с несколькими его отпрысками, но упоминать об этом в данной ситуации было неловко.

— Уильям Гастингс, — объявил Ашблесс. — Реджинальд Пич.

Реджинальд поклонился, поразив Уильяма до глубины души, и удивил его еще больше, проговорив:

— Рад познакомиться, — глухим и булькающим, но достаточно разборчивым голосом, доносящимся из особого переговорного устройства на шлеме — синтезатора речи. Уильям ответил, что тоже рад встрече. И не солгал. Это был уникальный человек. О том, что он повидал на своем веку и какие истории мог рассказать, можно было только догадываться. Уильяму захотелось, чтобы Ашблесс немедленно отпустил удивительное существо на волю, дал ему возможность уйти одному.

— Собираетесь в земное ядро? — вежливо осведомился Уильям, лишь бы не молчать.

Пич, не обратив на его вопрос внимания, повернулся к Ашблессу.

— Эта лодка не годится, — смешно пробулькал он, — и у меня шланг засорился. Подождите… Вот так. Прочистил. О черт!

Неожиданно внутри шлема Пича за стеклом испуганно замелькала рыбка, вытянутая, похожая на миногу. Глаза Реджинальда метались следом за рыбешкой. Уильям попытался представить себе, каким должен казаться сухой мир изнутри аквариума. Интересно было бы спросить об этом Реджинальда — он уже видел здесь сюжет для небольшого рассказа, чувствовал знакомый восторг зарождающейся идеи. Но, как обычно, воспитание помешало.

— Ничто никогда не работает как следует, — пожаловался Пич. — Все из рук вон. И эта лодка — она ненадежная. Слишком маленькая, и сиденья страшно жесткие. И кто это так по-дурацки ее раскрасил? Я чувствую себя в ней посмешищем.