Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

— Мирная жизнь, вот то, что надо, — услышал он мечтательные слова Рюделя. Краем глаза заметил, как его стройный, аристократичный друг рухнул на колени за секунду до того, как сокрушительный удар деревянным посохом и его тоже лишил чувств.

Когда Блэз пришел в себя, у него так раскалывалась голова, что комната тошнотворно закачалась, как только он открыл глаза. Он снова зажмурился. С трудом удерживаясь на грани сознания, он понял, что лежит на чем-то неожиданно мягком и его окружает аромат духов. Ему был знаком этот аромат и вызывал у него ассоциации, множество ассоциаций. А мгновение спустя к нему полностью вернулось сознание, и Блэз понял, где находится. Он широко раскрыл глаза, потрясенный, и повернул голову, чтобы оглядеться. Он этого движения его тут же затошнило, и он ахнул от боли.

— Мне очень жаль, — произнес женский голос, — но мне пришлось предупредить их, что ты, возможно, не захочешь прийти добровольно.

— К чему столько хлопот? — простонал Блэз. Он ее не видел. Она находилась сзади. Только когда он попытался, сделав еще одно болезненное усилие, повернуться всем телом, он понял, что его руки и ноги связаны. Блэз лежал на ее кровати, что объясняло мягкость, а его руки и ноги были привязаны к четырем столбикам. Навсегда запомнившийся запах ее духов окутывал его. — Почему ты просто не велела убить меня на улице?

— Что? — удивилась Люсианна Делонги, наконец-то переместившись в поле его зрения. — И лишить себя этого удовольствия?

Блэз не видел ее больше года. Она была одета в шелк настолько прозрачный, что с тем же успехом могла бы предстать перед ним обнаженной. Блеск драгоценностей окружал ее: диадема в волосах, сапфиры в ушах, бриллианты и морские жемчужины на шее. На длинных пальцах сверкали кольца, золото, серебро и слоновая кость на каждом запястье, и один роскошный памятный кулон висел между грудей, красный, как огонь в камине. Он помнил, что она любит драгоценности, она любит, чтобы в ее комнате горел камин, даже если не холодно, она любит веревки, узлы и игрушки в постели.

У него забрали одежду и сапоги; на нем осталось только нижнее белье, прикрывавшее половой орган. Блэз еще раз сделал безуспешную попытку пошевелить руками и понял с некоторым отчаянием, что в нем вместе с яростью и несколькими уровнями боли снова нарастает желание, неумолимое, как морской прилив.

Она была так красива, что у него сжалось сердце. Она была воплощенным видением из легенд о рае, который ждет коранов, погибших в бою. У него пересохло во рту. Он смотрел на нее, на ее сверкающую, длинноногую, почти обнаженную фигуру, и вспоминал о том, как они занимались любовью два года назад, как их тела сплетались, как она обхватывала его высоко поднятыми ногами или сидела верхом на его талии, когда была сверху. Как ее ногти царапали его плечи и предплечья, как она запрокидывала назад голову красноречивым напряженным движением, когда приближалась к пику своего блаженства. Все это снова вернулось к нему, словно происходило сейчас, обволакивало, подобно аромату в комнате. Он понял, что возбужден, но был бессилен остановить это. Люсианна, взглянув вниз, усмехнулась. Она всегда быстро замечала такие вещи. Затем отвела взгляд, и губы ее изогнулись в легкой удовлетворенной улыбке.

— Как мило, — тихо сказала она своим выразительным, хриплым голосом. На мгновение ушла из поля его зрения, затем вернулась обратно. — А я все время считала, что ты уехал, потому что рассердился, потому что перестал меня желать. — Она смотрела на него сверху вниз, стоя у края кровати. — Я не люблю, когда мужчины меня бросают, Блэз. Разве я тебе никогда об этом не говорила? — Теперь она держала в руке кинжал, который взяла со столика у кровати. На его рукоятке тоже сверкали драгоценные камни, рубины кроваво-красного цвета. Она начала поигрывать им, прикусив нижнюю губу, словно размышляла о чем-то, вызывая воспоминания, потом машинально провела лезвием, будто не сознавала, что делает это, вдоль его подошвы. Внезапно она повернула клинок, и Блэз почувствовал, как кончик проколол кожу, показалась кровь. Он этого ждал.

— Я уехал, потому что ты так хотела, Люсианна. Не делай вид, будто это неправда. — Трудно было говорить членораздельно из-за шума в голове после удара и все растущего желания. Со всех сторон его окружал ее аромат, еще дальше отодвигая связные мысли. Она продолжала перемещаться вокруг кровати; изгибы и выпуклости ее тела освещал огонь камина. Он сказал: — Если бы ты хотела меня удержать, ты могла это сделать. Я бы остался даже после Энгарро.

— А! — произнесла она, остановилась и посмотрела теперь прямо на него. Ее кожа была великолепной, без малейшего изъяна; иногда он испытывал потрясение, вспоминая о том, как она молода. — Но ты бы хотел отказаться, не так ли, дорогой? Ты бы остался против своей воли, запутавшись в моих темных чарах… разве не так, Блэз?

Он с трудом сглотнул. Она была дочерью своего отца; самой проницательной женщиной из всех, кого он знал. И еще она теперь вела кинжалом вдоль внутренней поверхности его бедра вверх.

— Мне необходимо выпить, Люсианна, — сказал он.

— Я знаю, что тебе необходимо. Отвечай на мой вопрос.

Блэз повернул голову в другую сторону, потом снова к ней и посмотрел ей прямо в глаза.

— На самом деле ты ошибаешься. Я был еще более несведущим, чем ты думала. Рюдель пытался меня предостеречь, но я не захотел слушать. Я думал, что ты такая, какая есть, потому что твой отец заставил тебя стать его орудием, инструментом в политике. Я думал, ты все еще способна любить по-настоящему, если сделаешь свободный выбор, и я думал, что ты сможешь подарить эту любовь мне. — Он чувствовал, что горечь возвращается к нему шаг за шагом, как всегда смешанная с желанием. — Я был еще большим глупцом, чем казался.

Ему пришло в голову, совершенно не к месту, пока он говорил, что Ариана де Карензу сказала ему нечто очень похожее в другой постели летом насчет выбора и путей любви. Ему также пришло в голову, с опозданием, что в этом разговоре есть нечто весьма абсурдное. Его притащили сюда, чтобы убить. Интересно, где находится ее муж. Возможно, Борсиард д'Андория ждет ее за стенами города. Именно кораны Мираваля приволокли Блэза сюда, однако такой союз кажется весьма странным. «Когда твои враги сговариваются, — гласила поговорка в Горауте, — нужно иметь птичьи крылья, чтобы улететь, или силу льва, чтобы сражаться». В данный момент у него нет ни того, ни другого. Он лежит на кровати Люсианны, связанный и беспомощный, и голова у него звенит, как храмовый колокол.

— Делай что хочешь, — устало сказал он, так как она оставалась неподвижной и молчала. Черные глаза Люсианны, аккуратно подведенные снизу и сверху, были широко раскрыты, но в них ничего нельзя было прочесть. Зрачки расширены больше, чем следует. Она принимала свои снадобья, понял Блэз. Они усиливали наслаждение. Он подумал, не использует ли Люсианна теперь их все время. И еще подумал, как может смертная женщина быть такой прекрасной.