Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Высоко над горизонтом плыл серебристый серп луны, подобно парусу невидимой ладьи. Лед откликнулся даже на это слабое свечение, и Элоф, сидевший в болезненном полузабытьи, внезапно выпрямил спину и со свистом втянул воздух сквозь зубы. Зрелище, представшее его взору, было более величественным, чем ему когда-либо приходилось видеть, даже в Северных Землях. Здесь не было гор, окаймлявших головокружительную пустоту, и даже каменных выступов, похожих на тот, где он сидел. Ясная, цельная и безграничная поверхность Льда простиралась от одного края мира до другого и уходила в неведомую даль, наполненную мерцающими отсветами — грандиозный самоцвет, одним своим присутствием умалявший жалкие и незначительные деяния человеческих рук.

Но даже охваченный сознанием собственного ничтожества, Элоф вдруг вспомнил о Морване, о величавых гробницах Доргаэль Арланнен, и с гневом стряхнул с себя чары, начинавшие опутывать его разум. Неудивительно, что Лед навевал подобные мысли и чувства; они коренились в нем, порождаемые теми, кто создал его. Живые существа, пусть даже хрупкие и несовершенные, были живыми; они росли, боролись и страдали по-своему. Люди же могли любить всевозможные радости жизни и при этом дивиться стерильной красоте безжизненных просторов; мир принадлежал им во всех проявлениях. Хотя бы только поэтому человеческий род был богаче, сильнее и возвышеннее, чем мятежные Силы. Созерцая воплощенную суть их ограниченных устремлений, раскинувшуюся вокруг, Элоф даже почти жалел их.

Когда луна поднялась еще выше, на Лед стало больно смотреть и зрение начало играть с Элофом странные трюки, время от времени над северным горизонтом он замечал переливчатое мерцание или мигающие вспышки света. Мерцание то опускалось, то поднималось, потом исчезало и появлялось в другом месте — иногда ближе, иногда дальше. Это зрелище начало тревожить Элофа, и он напомнил себе, что должен смотреть во все стороны. Он медленно расправил затекшие ноги и, стоя в тени арки, повернулся в южном направлении. К его удивлению, здесь сияние Льда простиралось не так далеко, но, поскольку дальше не было видно ничего, кроме неба, он не мог даже приблизительно оценить расстояние. Потом вдали что-то ярко блеснуло. Элоф протер глаза и заморгал, но когда он еще раз посмотрел туда, то снова увидел блестящее пятнышко, еще более четко, чем раньше. Это не был обман зрения; что-то приближалось к холму, причем с большой скоростью. Элоф повернул голову, готовый разбудить остальных, но внезапный порыв ветра растрепал его волосы и захлопал полами плаща с такой силой, что он невольно отступил и споткнулся. Новая вспышка заставила его обернуться: каким-то невероятным образом движущийся силуэт оказался у самого подножия холма. Когда Элоф увидел, что это такое, он замер на месте и затаил дыхание. Фигура, облаченная в тяжелую мантию темно-синего цвета, уже соскочила с седла огромного боевого коня и теперь поднималась вверх по каменистому склону таким размашистым и энергичным шагом, словно это была тропинка вдоль берега ручья.

Элоф собрался с силами. На этот раз он встретит таинственного странника лицом к лицу; теперь он потребует прямых ответов у этого Ворона, который так легко и бесцеремонно вмешивается в его судьбу! Хотя Элоф был благодарен за добро, он имел право сердиться на то, что им распоряжаются как безмозглой фигурой на игровом поле. Он знал, что это не так, и Ворону тоже вскоре предстояло узнать это… любой ценой. Элоф отступил в тень, но, когда тяжелые шаги зазвучали совсем рядом, он вышел вперед со всем достоинством, которое смог в себе найти, и протянул руку для приветствия.

С таким же успехом он мог бы остановить порыв ветра. Облаченная в мантию фигура пронеслась мимо, не обратив внимания на кузнеца; лишь ее тень мимолетно коснулась его. Но и это прикосновение лишило его дара речи и наполнило бессловесным ужасом. Тень была громадной; на какое-то мгновение развевающиеся складки мантии показались ему клубящимся скоплением грозовых облаков, увенчавших вершину холма, а посох, который Ворон держал в руке, был выше самых высоких деревьев Тапиау. Он видел одну из Сил, такую же могучую, как те, которые были изображены в коридорах Доргаэль Арланнен, — сумрачную необъятность, возвышавшуюся на фоне звездного неба. Спустя мгновение он осознал, что фигура на вершине холма не выше рослого человека, но ее тень каким-то образом продолжала окутывать и его, и арку, перед которой он стоял.

Он видел, как Ворон потрясает своим посохом, словно грозя звездному круговороту над головой, и различал слова, произнесенные тем же голосом, который он впервые услышал в завываниях ветра над своей кузницей на соленых болотах.

Слушай, Лоухи! Туонетар, услышь меня!

Из глубин Льда внемли моему слову!

Я вызываю тебя,

Я призываю тебя,

Восстань из льдистых пещер!

Приди из мерзлых глубин!

Лоухи! Лоухи!

Госпожа Льда!

Поднимись к высотам

Из зияющей пустоты!

Сильная песнь принуждает тебя,

Услышь и ответь!

Мудрость в тебе

Я пробужу!

Лоухи! Лоухи!

Владычица Смерти!

Слушай, внимай мне,

Услышь и приди!

Когда песнь закончилась, наступила мертвая тишина. Ветер улегся, зато мороз усилился, колючими иглами впиваясь в кожу Элофа. Высокая фигура стояла неподвижно, как будто пустила корни в голой скале; вытянутый посох указывал на небо. Но внезапно из набалдашника посоха с треском вырвалась гигантская колонна зеленого огня, разбрасывавшая холодные звездчатые искры. Голова в капюшоне медленно повернулась на северо-запад. Элоф посмотрел туда и привалился к стене, дрожа всем телом. Переливчатое мерцание, которое он видел надо Льдом, приблизилось и усилилось, а льдисто-белая поверхность внизу потемнела и стала полупрозрачной, словно мгновенно растаяв и превратившись в глубокий пруд. Затем в этой глубине появились звезды, зеркально отражавшие небесные огни над головой. Однако звезды наверху оставались неподвижными, а их отражения вдруг заметались и закружились в глубине, подобно маленьким рыбкам, вокруг одной точки ярко-синего цвета в центре. Она становилась все ярче и шире, пока он не увидел в ней поднимающуюся фигуру, медленно всплывавшую наверх, — фигуру обнаженной женщины с протянутыми руками и длинными светлыми волосами, развевавшимися вокруг головы под натиском невидимого ветра. Элоф мог ясно видеть ее лицо, бледное и застывшее, с закрытыми глазами и плотно сомкнутыми бескровными губами. Но из глубины донесся голос, чистый и ясный; знакомый голос, часто тревоживший его сны.

Сильная песнь зовет меня,

Могучее искусство защищает тебя!

Я не сплю,