Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда…

– И тогда Вы начали войну с ним?

– Не сразу. Трудно воевать с врагом, который может узнавать твои мысли. А Саурон с помощью своего Кольца мог проникать в разум других Кольценосцев. Ни Галадриэль, ни Кэрдан, ни даже Гиль-Гэлад не могли противостоять ему в одиночку. Он майя.

– Разве нельзя было просто снять Кольца? – удивился я. – И уничтожить? Если кузнецы Эрегиона сделали их, то могли бы и уничтожить. Цепь была бы разорвана, и Саурон остался бы ни с чем.

– Это не так легко было сделать, половинчик, как ты думаешь. Кольца были сделаны для противостояния Нуменору. Но нуменорцы никуда не исчезли. И первое, что сделал Саурон, после того, как изменил заклятие, обрушился вместе с войском мордорских орков на Эрегион. Знание о Кольцах погибло вместе с теми, кто их делал. Нам пришлось выжидать. Мудрые знали, что королям Нуменора и Саурону Тёмному будет тесно в Средиземье. Мы ждали, когда они схватятся и ослабят друг друга. К тому же, для того, кто хоть раз надевал Великое кольцо, почти невозможно с ним расстаться. Чем сильнее и мудрее носящий Кольцо, тем труднее это для него. Кольца давали своим владельцам огромную силу. Тем большую, чем больше была сила и воля владельца. Из смертных лишь Бильбо Бэггинс сумел отдать такое Кольцо другому, но он просто не смог противостоять воле Митрандира. Без Митрандира, без помощи его всесокрушающей воли, умноженной Нарией, он бы не смог этого сделать. Никто бы не смог.

– Мой дед надевал Кольцо Саурона, – возразил я. – И отдал его. Сам. Его никто не принуждал. Хранитель, Фродо Бэггинс, лишь попросил его об этом.

– Да? – изумился эльф. – Я никогда не слышал этого. Если это правда, то ты ведёшь свой род от величайшего из смертных. Только двое сумели отдать принадлежащие им Великие Кольца. Кэрдан и Гиль-Гэлад. Но только Кэрдан сумел отдать его по своему желанию. Гиль-Гэлада принудила смерть. И он до последнего своего мгновения не желал снимать Кольцо. Я видел это своими глазами.

– Ты видел?!

– Если бы я был тогда хоть на пять шагов ближе… – вздохнул эльф, не обратив внимания на мой возглас. – Тогда Кольцо досталось бы мне. Мне, а не Элронду. Я до сих пор помню выражение лица Гиль-Гэлада, когда он снял с пальца Вилию. Но он помнил, что Кольцо надо передать добровольно. Что если оно будет снято с его мёртвого тела, то бедствия для народа Перворождённых будут неисчислимы. И он сделал это. Элронд был ближе всех к нему. Забавно. Элронд – полукровка, для которого носить меч за Гиль-Гэладом уже было величайшей честью – получил дар, достойный лишь владык и стал одним из них. Первым из них. Гримаса, достойная самого Моргота.

– Не понимаю, – задумался я. – Почему Кольцо или Кольца надо было именно отдать? В чём тут загадка?

– Никакой загадки нет, – пожал плечами эльф. – Кольца как бы запоминали своих владельцев. Владеющий Великим Кольцом должен был сам одеть его на палец следующего владельца. Тогда оно служило бы ему также верно, как и первому хозяину. Но если это не было сделано, то происходило страшное. Кольцо просто продолжало давать силу каждому, кто приближался к нему. Тому, кто его носил, – больше, тому, кто просто был рядом, – меньше.

– Ну и что? – удивился я. – Что тут страшного?

– Всё, – ответил эльф, – всё страшно. Ведь Кольца, которые не были переданы, не просто умножали силу тех, кто их носил. Они влияли на них так же, как и на любого другого. Получивший Кольцо Саурона все свои затаённые страхи, в которых стыдно признаться даже себе, все свои затаённые желания, в которых не отдаёшь себе отчёта, вдруг начинал ощущать как приказ. Как чужую давящую волю, которой невозможно не подчиниться. И мысли окружающих тоже. Только слабее. Это свело с ума гондорского принца Исилдура и многих после него. Так же было с Младшими кольцами. Они часто меняли владельцев. Достаточно было один раз нарушить правило, и каждый следующий владелец кольца попадал в искажённый мир. Чем больше владельцев поменяло такое кольцо, тем хуже. Так появились назгулы и неумеренная алчность гномов.

– И вы знали всё это с самого начала? – спросил я.

– Нет. Но узнали и поняли со временем.

– Так почему Вы не порвали цепь? Почему ни Кэрдан, ни Галадриэль, ни Элронд, почему никто не бросил своё Кольцо в жерло Роковой горы, когда кончилась битва с Сауроном? Им ведь некому было помешать.

– Бросить в Ородруин и разорвать цепь? А зачем? Саурон был повержен, Нуменор, вернее то, что от него осталось, из врага стал союзником. Что могло угрожать Перворождённым? Сын короля Гондора, захвативший Ардию? Жаль, конечно, что ему не смогли помешать. Но Элронд не знал, что досталось ему в подарок. Кэрдан, как и Гиль-Гэлад надорвался в схватке с волей Саурона, и едва выжил. Галадриэль не была у Ородруина, но даже если бы и была, она бы вряд ли смогла двигаться. Поверь, даже объединённой воле трёх величайших владык совсем нелегко было противостоять воле майя и силе его Кольца. Её едва хватило на то, чтобы лишить его способности пользоваться в бою магией и заставить драться как простого воина. Перворождённые заплатили за ту победу великую цену. Великую и страшную. Неужели надо было отказаться от всего и самим уничтожить то, что было создано с помощью Колец, и что ещё могло бы быть создано? Саурон был низвержен. В схватке с Гиль-Гэладом, Кэрданом и Галадриэлью его воля была сломлена. Он потерял своё Кольцо, а вместе с ним утратил и вложенные в него силы. Он стал так слаб, что утратил даже свой облик. С того дня он мог присутствовать в Арде лишь как сгусток огня, но этого слишком мало для действия. Он уже никого и никогда не мог себе подчинить.

– А назгулы? У него были назгулы.

– Вернее, он у них. Незавидная участь для вечного майя – быть советником у смертных, влачащих жалкое существование призраков. Назгулам можно было приказывать через Кольца, но без Ардии Саурон – Саурон, утративший силу, Саурон безвольный – уже не мог ими руководить. Никто не мог. Для этого Ардией кто-то должен был владеть. Но любой, кто завладевал этим Кольцом после Саурона, слишком быстро становился ничтожным безумцем. Кто знает, что бы случилось с Перворождёнными, если бы Мудрые не нашли выход. Они нашли народ Хранителей – маленьких смертных, которых ничто не занимало во внешнем для них мире. Хранители не стремились к власти, и это было самым главным. Когда такой смертный получал кольцо, он использовал его для своих маленьких радостей, совершенно не стремясь к чему-то большему. И в мире наступило равновесие. Лишь назгулы изредка нарушали его, но с ними довольно быстро удавалось справляться. Каждый раз не более, чем за год или два по счёту смертных.

– Подарочек на день рождения, – грустно сказал я. – В нашем народе не принято дарить подарки тому, у кого День рождения. У нас он сам дарит подарки гостям. Если бы мне кто-нибудь подарил на день рождения кольцо, которое исполняет желания, я бы тоже это запомнил на всю жизнь.