Артур Баневич - Похороны ведьмы

Надо встать. Яма в снегу – вещь хорошая, если у тебя есть что-нибудь на хребте, кроме собственных позвонков. Голому она не поможет. Ну, Дебрен, шевелись!

– Замри! Не то пристрелю!

Окрик был негромкий. Точнее – приказ. Голос – женский. Хрипловатый, деловой голос. Требующий серьезно и буквально выполнять сказанное. Дебрен неподвижно замер в заполненной глубоким снегом канаве. Пытался вспомнить, как выглядело все кругом, прежде чем он хватанулся лбом о воткнувшийся в сугроб котелок и тем самым погасил шарик. Это было нелегко, потому что он пользовался направленным светом, который трудно наколдовать, потребляющим меньше энергии и не бьющим в глаза. Свет падал на землю и хорошо указывал дорогу. Однако по сторонам было хуже, а с верхом – и совсем скверно. Слева раскинулся покрытый сеткой трещин откос, вдоль которого он двинулся, вглядываясь в следы беглецов. Именно оттуда ему угрожали. Паршиво. Уступ был высокий и длинный, даже при дневном свете пришлось бы долго присматриваться, чтобы увидеть сирену, а это, несомненно, была она. Сомнительно, чтобы по склонам Чернухи в эту ночь шлялась какая-нибудь другая воинственно настроенная зверюга, в голосе которой невозможно уловить признаков страха. Это в равной степени касалось всего Лонска и, пожалуй, некоторых соседних стран. В середине декабрьской ночи горные леса Биплана были наверняка так же безлюдны, как вызывающий ужас югонский Сухар.

– Если ты та, которую я ищу, – сказал он медленно, – то не выстрелишь. Во-первых, не из чего…

– Тише.

Она находилась довольно далеко, по меньшей мере в десяти шагах. Только поэтому не говорила шепотом. Дебрен сразу догадался, в чем дело.

– Я один, – сказал он. Тихо.

– Не вижу факела. А свет видела. Где второй? Говори, или…

– Второго нет. Это был волшебный огонек, не факел.

Он немного рисковал, но и надеялся на удачу. Людей, пользующихся магией, лучше убить поскорее, если их сочтут врагами. Но с другой стороны, чародей, которого не убили сразу, мог потом чувствовать себя в большей безопасности.

Что-то зашуршало наверху и немного позади. Тихо стукнул скатывающийся с откоса камень, который тут же мягко шлепнулся в снег.

– Где у тебя… Ты голый?

Значит, она только сейчас его увидела. Или врала. Разбитая голова пока что в расчет не шла.

– Прикрыться нечем, – сказал он с горечью, слегка постукивая зубами. Хотя она была где-то высоко и позади, он крепко прижал котелок к животу. К нижней его части. Не только потому, что каша хорошо держала тепло и котелок все еще немного согревал. – А неплохо бы. Прости за такой вид, госпожа.

– Ляг лицом к земле. Руки в стороны.

Наверху наверняка не было недостатка в камнях. Впрочем, возможно, она не умела их бросать, а может, не была уверена, что попадет в человека, которого загораживают ветки деревьев и кустов, какие-то валуны, выпуклости откоса. Возможно.

Он предпочитал не выяснять. А еще предпочитал не задаваться вопросом, умеют ли сирены быстро изготавливать луки и стрелы из подручных материалов. У нее был топор, была одежда, которую можно разорвать на полоски, а из них свить тетиву, вокруг – полно деревьев. Боевого оружия в таких условиях не соорудишь, но легкий лук против мелкой зверюшки – да. А голый или даже легко одетый человек – недурной аналог мелкой зверюшки. Если посчастливится и стрела угодит не в кость, то можно прикончить его с первого захода. Не сразу, конечно, – но тем хуже только для него.

Дебрен лег, осторожно отставив котелок, и раскинул руки. Замерз он настолько, что соприкосновение со снегом почти не почувствовалось.

Он слышал, как она спускается, осторожно выбирая дорогу на крутизне. Это тянулось долго, хотя на ней были неплохие башмаки с каблуками. Продвигаясь вслед за сиреной и мэтром Ганусом, он не сразу понял, у кого из них на ногах отличные солдатские башмаки, а у кого мягкие туфли. У обоих были одинаково большие ступни, а сирена явно пыталась обмануть возможную погоню, выбирая наименее заснеженные места, каменные горбы или обледенения, но в конце концов стало ясно, что владелец башмаков здорово хромает и скорее всего именно он пользуется спутником как живой подпорой, нежели наоборот.

Несмотря ни на что, она шла довольно быстро. Он повторил это про себя, когда она остановилась над ним и предостерегающе уперлась каблуком в спину. Эта нога была только наполовину нормальная, а вес тела лежал на правой ноге. Она могла быстро отскочить. Ударить ее локтем в голень…

"О Господи. Этот голос… Нога на спине…"

– Наверняка лежишь ты вот так и думаешь: "Велико дело, это ж девчонка…" – Хрипловатый голос оборвался, как срезанный бритвой.

О Господи… Невероятно. Такие вещи попросту не…

– Что… – Он слышал, как она сглотнула слюну. – Что… у тебя на ягодицах? Шрамы… Это… это ведь не от вил, правда?

Достаточно было повернуть голову. Луна светила ярко, а деревья, как всегда на круче, росли редко. Света было достаточно при расстоянии, равном женской ноге. Даже такой длинной.

– Нет, – сказал он, впервые дрожа не от холода, а по другим причинам. Краем глаза он видел падавшую на снег тень от длинного топорища, но боялся не удара. Внезапно он начал бояться разочарования. – Это шар. Магический. Взорвался. И осколки… Ну, видно же, что осколки…

– Махрусе сладчайший! – От возбуждения у нее забулькало в простуженном носу. – Дебрен?! Ты?

Нога быстро соскользнула с позвоночника. Девушка тоже. Тень, которую видел Дебрен, казалась пораженной ударом молнии.

Он приподнялся на колени, но не повернулся к ней лицом. Руки держал у живота. Хотя впервые совершенно без особой нужды. Ему первый раз не было холодно – там.

– Откуда ты тут взялся?

Он оглянулся через плечо. В конце концов, это надо было сделать.

Больно не было. Он стоял голым на снегу, лысый и облепленный всей дрянью, остающейся на кухонной плите, которую моют раз в год. Женщина была крупнее, чем он ее запомнил, фигуру скрывал овчинный тулуп и мужские штаны, а пальцы стискивали топорище, вместо того чтобы сжимать ему руки. Капюшон отбрасывал тень, а одежда воняла так, словно ее содрали с козла. Однако глядеть ей в глаза не было больно. Потому что они сияли внутренним светом, несмотря на покрывающую лицо тень. А сквозь запах пропотевших тканей и шкур пробивался легкий аромат мяты.

– Привет, – сказал он, тщетно пытаясь сдержать улыбку. – Привет, Ленда. Ты понятия не имеешь, как… – Он не закончил: холод брал свое и нагло напоминал о том, что существуют вещи бесконечно более важные, чем какие-то там мимолетные чувства. – Хорошо, что ты здесь. У тебя случайно нет лишнего кожуха? Еще полклепсидры, и я окоченею.

Она не шелохнулась, не помчалась в лагерь за огнем, кипятком и теплой одеждой. Скорее всего не потому, что лагеря не было. Собственно, он не видел ее лица. И не должен был этого знать. Но он знал.