Ольга Погодина - Небесное испытание

Шаман уваров вскинулся, потряс длинными седыми патлами, покрывавшими его спину, будто плащом.

– Не благословлял этот поход! Сами пошли! Как будто баяуты никогда табуны не уводили!

– Охо-хо! С самой весны как потянуло из охоритских земель… – пробурчал Эмэшхэ, шаман ойратов. Его все происходящее не радовало, хоть ойраты и жили на самом востоке великой степи, и в сварах племен по большей части не участвовали.

Эрхидэй, в обиде за племя, хотел было ответить что-то резкое, но благоразумно промолчал.

Поднялся тэрэит Бойтог. Помолчал, позыркал глазами. Сказал медленно:

– Когда одни племена так ослаблены, а другие так жадны – не миновать в степи раздора. По одному пальцу на руке переломать легко, а попробуй сломай кулак? Мир в великой степи лежит за ее пределами.

– Объясни, – проронил Тэмчи.

– Хоть и неудачен был наш поход, – ответил тэрэит, – а шесть племен забыли ради него свои распри. Сейчас те, кто остался жив, пьют горькую чашу унижения. А те, кто засматривается на соседские табуны, не прочь обобрать соседей. Как примирить и тех, и этих? Пойти на общую войну!

– Снова залезть в эти колдовские горы? – вскинулся Эмэшхэ. – Мало вам оказалось!

– По весне мы ждем ургашские войска, – сказал Эрхидэй. – После того как джунгары выкрали свою женщину оттуда, они это так не оставят. Сейчас перевал засыпали снега, так что до весны там никто не пройдет. Но весной они обрушатся на нас.

– Куаньлины тоже ждать не станут, – добавил Дерге. – И наши земли падут первыми. А за ними – ваши.

Земли баяутов лежали ближе всего к Трем Сестрам – первый удар куаньлинов придется на них.

– Мелкие стычки нам и впрямь ни к чему, – сказал Онхотой, щуря светлые глаза. – Хорошо бы выставить на все перевалы объединенное войско!

– Передерутся раньше, чем воткнут врагу в задницу хоть один меч, – бросил шаман уваров.

– Племенам нужен угэрчи – военный вождь всех племен, – нехотя сказал Заарин Боо, и все головы повернулись в его сторону. – Бойтог и Онхотой правы. Если не объединимся – будем легкой добычей. Куаньлины пришли в степи, приглашенные принцами. А потом предали, перейдя на сторону Ургаха. В Ургахе стоит куаньлинский гарнизон. Не значит ли это, что оба соседа объединятся против нас и разобьют нас, беспомощных, поодиночке?

Повисло долгое молчание – каждый осмысливал услышанное.

– Вожди племен не станут подчиняться, – наконец сказал Эмэшхэ.

– А вот это наша задача – заставить их принять наше решение, – веско произнес Заарин Боо. – Потому выбор угэрчи должен быть действительно освящен небом. Сами боги должны недвусмысленно указать на избранника.

– В степях еще такого не бывало, – недоверчиво сказал Эрхидэй.

– Ты еще совсем мальчик, – снисходительно проскрипел шаман ичелугов Енгууд. Он был так стар, что другие седовласые шаманы рядом с ним выглядели молодо. Поговаривали, что Енгууд хоть и достиг всего четвертой степени посвящения, а прожил на свете не меньше ста зим.

– Не помнишь ли ты подобного, Шэрэтэ Боо? – почтительно обратился к ичелугу Онхотой.

– На моей памяти нет, – покачал тот уже не сивой – абсолютно белой головой. – А вот дед мой, шаман, сказывал, что великий багадур Баян стал угэрчи, когда привел с Полей Аргуна белого коня – небесного тэнгэрина.

– Непросто это и шаману, – подумав, сказал Заарин Боо.

– Непросто, – хихикнул старик. – Непросто оттого, что взнуздать коня-тэнгэрина можно только уздой из трех волос. Волос – хе! – дочерей самого Эрлика.

– Это невыполнимо для смертного! – Эрхидэй вскочил с места. – Даже не для каждого шамана выполнимо!

– Так говорят, – невозмутимо тянул свое Енгууд.

Заарин Боо пожевал губами, обежал глазами собравшихся.

– Что ж, да будет к нам милостиво небо, ибо воистину нет другого выхода. Пусть каждый из вождей племен назовет нам одного человека, который согласится на испытание. И не скрывайте, насколько оно невыполнимо. Воистину согласятся лишь храбрейшие из храбрых.

– Илуге. – Незнакомая зеленоглазая женщина, чье прикосновение легче перышка, с несмелой улыбкой провела пальцем по его щеке.

– Я знаю только твое имя. Ицхаль Тумгор, – отрывисто из-за переполнявшей его неловкости сказал Илуге. – Элира сказала, что ты – моя мать.

К его удивлению, она поняла. Правда, она обратилась к нему на языке косхов, но степные языки похожи между собой.

– Да. Я совершила страшное преступление против своей веры, когда нарушила обет, и еще одно – сохранив тебе жизнь и тайну твоего рождения.

– Откуда ты так хорошо знаешь язык степей? – удивился Илуге.

– Был один человек. Очень давно. – По односложным ответам Илуге понял, что ей не хочется об этом говорить.

Она еще поднималась с трудом. В светлых блестящих волосах появилось ужасающе много седины. Однако на высохшее лицо возвратились краски, и только болезненная худоба напоминала о том, что ей пришлось пережить.

– Я жил у косхов, – сказал Илуге, чтобы заполнить паузу. – Убежал от них. Теперь я – джунгарский воин.

Она кивнула.

– Здесь ты в безопасности, – продолжал Илуге. – Джунгары – сильное племя. Мы защитим тебя, даже если снова появятся гхи.

Последовало долгое молчание.

– Я думала, что мне показалось, – с трудом сказала она наконец. – У меня все время плыло перед глазами. – Ты ведь не убил того куаньлинского мальчика, что приходил с чашкой?

– Нет, – поморщился Илуге. Воспоминания об этом были ему тоже неприятны. – Думаю, никто не умирает от пинка в колено. Он и вообще, похоже, собирался нас отпустить с миром, если бы не глупость Баргузена… Этот куаньлин – твой друг?

– Нет, – ответила Ицхаль. – Мы всего лишь один раз поговорили.

– Возможно, князь… твой брат… казнил его. – Илуге вздохнул.

– Даже скорее всего. – Ее улыбка была грустной.

– А я потерял Элиру, твою прислужницу, – с новым вздохом сообщил он. – Она вдруг куда-то пропала, и времени ее искать не было. Если бы она выбралась – она бы вышла к воротам. Я ждал ее. А она не появилась.

– Я знаю, сынок, – мягко сказала Ицхаль.

– Откуда? – удивился Илуге. Неужели она помнит и это?

Голос Ицхаль неожиданно зазвучал в его голове.

«Я всегда хотела обладать Совершенной Мыслью – так мы называем умение читать мысли других. И мне никогда не удавалось, даже тогда, когда мне это было нужно так сильно, как никогда. А вот сейчас я обнаружила, что получила этот дар. Как всегда, не ко времени. Так что я уже давно знаю про Элиру, мой мальчик, и скорблю вместе с тобой. Знаю, что ты потерял на перевале своего красавца коня. Прости меня, если сможешь».

Илуге мучительно покраснел.

– Мать дороже любого коня, – хрипло сказал он. – Даже самого лучшего.