Карина Демина - Черный Янгар

Клинки в руке…

…на поясе Янгара больше нет палаша.

…та, что стоит за его спиной, не настолько уверена в собственной власти.

…и значит, от нее можно сбежать?

А глаза у раба синие, только бездны в них нет. Лицо… он похудел и щеки ввалились, а нос сделался крупным, тяжелым. Кажется, его Янгар мог бы назвать другом… он ведь думал о таком? Раньше.

— Ты глуп, Олли, — та, что стоит за спиной Янгара, подходит к рабу и, взяв за цепь, дергает, заставляет наклониться. — Уже недолго осталось. Тебе… остальным… всем…

Ее лицо прекрасно.

Настолько прекрасно, что Янгар не в силах смотреть на него.

Он отворачивается.

— Скажи, кто ты? — спрашивает Олли, разглядывая… хозяйку?

Ее цепь прочна, но… любую цепь можно перерезать.

— Разве ты не помнишь?

— Помню, что когда-то ты была моей сестрой. И человеком. А теперь… кем ты стала?

— Кейне, — отвечает та, что стоит за спиной Янгара. — Хозяйкой Севера. И твоей госпожой… поклонись сам, Олли. Ты же не хочешь, чтобы я заставила тебя поклониться?

И раб, бросив на Янгара странный взгляд, становится на колени.

…под коленями мелкий камень, он впивается в кожу, в мышцы, кажется, до самых до костей доходит. И Янгу кривится от боли, кусает губы, чтобы не заплакать. Он заслужил наказание, разбив драгоценную чашу. Был порот, но порка не убавила дерзости. Янгу снова забылся… и если так пойдет дальше, то на лбу его поставят клеймо, чтобы все видели — вот строптивый раб.

…тень солнечных часов скользит по земле. Так медленно… еще долго стоять и камни, верно, навсегда прирастут к Янгу. А ноги откажут. И тогда он не сможет сбежать.

…беглых рабов ловят с собаками. А вернув хозяевам, клеймят… но Янгу не боится клейма.

Он не раб.

Когда-нибудь он сумеет уйти.

И отыщет дорогу домой.

— Какой же ты упрямый, — ледяные руки той, что стоит за спиной Янгара, ложатся на щеки, сжимают со злостью, словно желая раздавить. — Почему ты не хочешь просто все забыть? Я тебе помогу. Ложись.

Она устраивается на подушках и указывает на место рядом с собой.

— Ложись и закрой глаза.

Пальцы ее плетут сеть из тумана.

…а губы красны.

…вчера ей поднесли кубок, и она, устроившись вот так же, на полу, вдыхала медный аромат крови.

— Хочешь попробовать? — спросила у Талли, который всюду сопровождал ее. И тот в ужасе отпрянул, она же не разозлилась, рассмеялась и окунула в кубок палец. — И зря. Вкусно.

— Ты… ты слишком увлеклась.

Талли был бледен.

Он боится ее, ту, что стоит за спиной Янгара.

И хочет убежать. У него получилось бы, ведь он свободен от ее цепей, но страх держит его на привязи.

Она поднимает палец медленно, и тонкая бурая нить протягивается между ним и кубком. Она же, наклоняясь, касается нити языком.

— В последнее время, братец, ты стал слишком много говорить, — та, что стоит за спиной Янгара, щурится от удовольствия. Янгар слышит его эхо. — Меня это печалит.

Ее печаль притворна.

Она лакает кровь, как кошка, а напившись, засыпает, разметав по подушкам черные волосы. В них больше не держатся алмазы и огненные лалы, гаснут. Лишь белый лунный камень готов служить той, что стоит за спиной Янгара. Во сне ее глаза приоткрыты, словно она и в минуты отдыха опасается выпустить Янгара из виду.

Тишина.

Служанки боятся тревожить ее. И рабы перестают дышать, моля богов, чтобы покой этот продлился хоть сколь бы долго. Талли и тот замирает у двери.

А потом решается.

Он идет на цыпочках, не сводя с нее настороженного взгляда.

— Ты… — шепот его почти беззвучен, и Янгар скорее по губам читает, чем и вправду слышит его голос. — Должен ее остановить.

Сбежать.

— Я не знал, что она такое, — Талли дрожит и страх его сладок. — Если бы знал…

Она хмурится во сне и пальцы шевелятся, проверяя, на месте ли привязь.

— Вот, возьми, — в ладонь Янгара ложится камень.

Темно-зеленый, с золотыми искрами и дыркой, в которую продета веревка.

— Она его сняла и… вдруг да поможет.

Талли кривится.

Он молод и устал бояться. Он не знает, что еще сделать.

— Я хотел Печать взять… Печать она стережет… проверяет… — наклонившись к Янгару, он надевает веревку. — Пожалуйста… останови ее… ты же… ты же Полоз!

Камень Талли прячет под рубаху и, бросив на сестру настороженный взгляд, пятится. У него вышло добраться до двери и коснуться ручки. Но та, что стоит за спиной Янгара, открывает глаза, синие, словно бездна.

— Ты хочешь оставить нас, Талли? — спрашивает она, улыбаясь.

— Я… если больше не нужен… — Талли дрожит и бросает на Янгара умоляющий взгляд. — Я проверю, как на арене… чтобы завтра… тоже надо присмотреть…

Она садится и зевает.

У нее красивые зубы, белые. И клыки длинны.

— Иди, — говорит она, когда Талли уже почти готов признаться. — Завтра и вправду важный день.

Та, что стоит за спиной Янгара, поворачивается к нему.

— Очень важный.

Она тянется к его губам, а ее собственные еще сохранили запах крови.

— Он трус. И ничтожество, но пока еще нужен. Кто-то ведь должен защищать меня, — это не поцелуй — Янгар помнит, что поцелуи должны быть другими — но прикосновение, которое вызывает тошноту. — Скоро ты станешь моим. Понимаешь?

Он кивает, потому что ей этого хочется.

И та, что стоит за спиной Янгара, выдыхает с облегчением.

— Надо просто избавиться от лишнего, — она падает на подушки и лежит, глядя в потолок. Губы ее шевелятся, и она улыбается собственным мыслям.

А потом уходит смотреть, как порют рабов.

Она будет отсутствовать долго. И вернется утомленная, но счастливая. Она снимает платье, забрызганное кровью, и прижмет к лицу, будет нюхать и жмурится… запах крови одурманит ее.

И Янгар, наблюдая за ней сквозь ресницы — она приказала спать — сожмет в руке камень.

Зеленый с золотой искрой.

Сквозь камень можно смотреть на солнце…

…и солнце делится светом.

Та, что стоит за спиной Янгара, не любит солнечный свет.

Глава 47. Сумеречница

Говорят, что давным-давно, во времена, когда мир уже не был молодым, но еще не состарился, жила-была девочка. Единственная дочь престарелых родителей, ни в чем не знала она отказа. Захочет ли ленты нарядные в волосы, платье ли новое, сапожки — спешат родители исполнить. Радостно им, что могут дитя любимое побаловать.

Росла девочка.

Красивой становилась, но и капризной.

Всего-то ей мало было.

Нарядов — полны сундуки, а она, увидев новый, требовала:

— Хочу!

И бусы, и запястья, и платки расшитые, и бисерные высокие шапки, которые на юге носят, и все, чего только взгляд коснется. Только и слышалось: