Немая смерть (СИ) - Артемьев Роман Г.

— Любопытно. — Мужчина облизал губы, посмотрел на меня поверх развернутого свитка и повторил. — Любопытно. Никогда не слышал о Мотизуки.

— Их способности лежали в сфере менталистики, как у Яманака. Лет восемьсот назад они разработали технику переноса сознания и благодаря ей создали первый серьёзный союз на территории нынешней Страны Молний.

— Надо полагать, за что в конечном итоге и были уничтожены. Как их раскрыли?

— Недостаток техники, обнаруженный слишком поздно, заключался в постепенном нарастании безумия. Чем больше тел сменил, тем сильнее сошел с ума.

— Вот как… Что-нибудь ещё о технике известно?

— Часть архивов досталась нам.

Змей смотрел на меня с нечитаемым выражением лица, я мило улыбалась в ответ. Наконец, он криво усмехнулся.

— Теперь я должен спросить, какую цену вы запросите за оставшуюся часть?

— На самом деле, вы можете догадаться, что нам нужно, — кивнула я. — Шимура-доно. Его позиция по поводу договора присоединения.

— Ааа, — протянул Змей. — Вы хотите, чтобы я повлиял на старейшину.

— Или хотя бы подсказали, чем его можно купить.

Саннин призадумался, бросая на меня косые взгляды и покачивая свиток в руке, словно взвешивая. Я, тем временем, заново диагностировала подопытного, проверяя, прижилась ли печать. В моём первом мире врача за эксперименты, больше похожие на издевательства над людьми, посадили бы в тюрьму и навсегда запретили заниматься врачебной деятельностью. Здесь в таких случаях просто казнят. Однако людьми считают только соклановцев и, с оговорками, союзников, взятые на поле боя пленники безлико именуются «объектами» и относятся к ним соответствующе.

Мы все преступники. Не стоит нам торопиться на Суд Божий. Тягу Орочимару к бессмертию я прекрасно понимала.

— Ничего не могу гарантировать, — наконец, разродился Змей. — Шимура Данзо-сама — сложный человек. Какими требованиями Узумаки ичизоку недоволен больше всего?

— Раннее обучение в Академии с выпуском в одиннадцать лет. Надо самое малое в тринадцать. Требование предоставить постоянного мастера в Корень. Требование ежемесячно безвозмездно передавать пять фуин А-ранга на нужды деревни. Требование обязательной службы всех без исключения шиноби клана.

— От мастера он не отступится — специалист по фуин Корню необходим.

— Клан согласен обучать его людей. Не всему, разумеется, но многому.

Отдавать знания старейшины не хотели. До тех пор, пока Саске-сама не доказал, сколько в Конохе шиноби, не принадлежащих к Узумаки, но прошедших у нас в той или иной степени обучение. Рано или поздно в том же АНБУ сведут разрозненные обрывки в единую систему, это исключительно вопрос времени. Так не лучше ли сделать красивый жест и подарить деревне то, что она и так неизбежно получит?

С жутким недовольством, старики согласились. Точнее говоря, перестали возражать, хотя идея им по-прежнему не нравилась.

— Это очень щедрое предложение, — Орочимару, похоже, впечатлился. — Оно будет оценено по достоинству.

Резкий контраст на фоне его спича о скрывающих секреты кланах. Наша щедрость объясняется ещё и тем фактом, что без генома Узумаки печати мастерского уровня создать практически невозможно. То есть существует несколько ичизоку, способных с нами конкурировать на данном поприще, но, во-первых, они проживают не на территории Страны Огня или её вассалов, а во-вторых, у них другие традиции. Поэтому повторить наши высшие печати те же Акасуна не могут, даже если понимают принципы работы.

Уже по дороге домой мне пришло в голову, что общаться со змеиным саннином намного проще, чем с Учиха. Тип он своеобразный, чудовищно эгоистичный и столь же опасный, с гибкой моралью, позволяющей пойти на практически любое преступление. У меня от него волосы дыбом встают и холодок по коже временами пробегает. Тем не менее, он умен, харизматичен и по-своему честен, отказываясь в разговоре играть оттенками смыслов. Кажется, подобная прямота для него служит чем-то вроде вызова окружающим и своеобразного доказательства силы. Дескать, смотрите — я могу говорить то, что думаю, а вы нет. Неудивительно, что клановые бесятся.

Беготня посольских по приёмам, обедам и дружеским беседам за чашкой чая начала давать результат примерно месяца через два, и это ещё хороший результат. Всё-таки в Конохе Узумаки почти свои, отношение к нам в целом доброжелательное. С Хьюга переговоры велись, помнится, лет пять, прежде чем состоялось подписание договора.

То, что дело идёт к финалу, стало понятно, когда Аой-сама принялся вылезать из своей берлоги на втором этаже. Все предварительные вопросы согласовали помощники, и факт появления на сцене главы посольства означал, что речь идёт об окончательном варианте договорённостей. С Хокаге-сама старейшина встречался неофициально, они «случайно» сталкивались на приёмах или ещё где, зато с клевретами Сарутоби — Митокадо Хомурой и Утатане Кохару — общался несколько раз, и после тех разговоров рожи у них были кислые. Похоже, у нас нашлось, чем надавить. Призывные животные мотались на Узушио и обратно едва ли не ежедневно, фуин-комплекс дальней связи работал с дичайшим напряжением, потому что помимо старейшины им пользовались представители всех благородных семей клана, и каждый советовался со своим главой, докладывал обстановку и получал инструкции…

У этого периода моей жизни имелись свои плюсы и свои минусы. Плюсы заключались в новых знакомствах и общении с самыми разными людьми, минусы в том же самом. Нет, совершенно серьёзно! Я перезнакомилась с политической и воинской элитой Конохи (как правило, они совпадали, но встречались исключения вроде Майто Дая, Марубоши Косуке или Харуно Дайфуку), мы говорили на самые разные темы, я вынесла из этих бесед много нового и полезного. В то же время, приходилось постоянно следить за языком, чтобы не сболтнуть чего-то лишнего. Даже среди ирьенинов, принявших меня в свой круг, на некоторые темы общаться не стоило или, как минимум, надо было проявлять осторожность.

Многие люди оказались не такими, какими я их себе представляла. Те же Учиха, к примеру, хоть и надменные засранцы, но вне официальных ситуаций вполне способны шутить, смеяться и говорить гадости. Образ Цунаде-самы, изначально представавшей в моем воображении прямолинейной алкоголичкой, поколебался ещё в первый визит в Коноху и окончательно рассыпался, стоило внимательнее присмотреться к тому, как она рулит госпиталем. Хорошо рулит, жестко, но без перегибов. Будущий нукенин и всеобщая страшилка Орочимару оказался вполне адекватным — насколько этот термин применим к шиноби — человеком и ученым, его психические отклонения в пределах нормы. Хотя, не исключено, успешно скрывает. Жених моей заклятой подруги, Минато-кун… Честно сказать, слабо представляю его в должности хокаге. Глава клана или, тем более, скрытой деревни по определению должен быть хитрожопой ядовитой тварью, иные в нашем обществе не выживают. На мой взгляд, Намикадзе слишком открыт и слишком добр. Ну, может, ещё укатают сивку крутые горки — как-никак, Третья война на носу.

Кстати, хорошим сенсеем я бы его не назвала. В команде разлад, один ученик ревнует и смотрит на другого волком, у того явные проблемы с психикой, девочка вообще не знает, чего хочет, и разрывается между этими двумя. Да загрузи ты их работой так, чтобы лишних мыслей в голове не оставалось, а потом брось на миссию — мигом поймут, что такое напарники. Даже если друзьями не станут, понимать друг друга с полуслова начнут.

А ещё через месяц мы торжественно согласовали договор. Формально — предварительный, фактически окончательную редакцию. Осталось отвезти все три экземпляра на остров, там их подпишет Узукаге-сама, затем один останется у нас, второй вернется в Лист и ещё один отправится на вечное хранение в архив даймё. Очень красивую церемонию устроили, на весь день. Сбор полного Совета Джонинов, цветастые речи глав кланов, оглашение текста договора с разъяснением тонких моментов (не всех, разумеется), подпись Сарутоби Хирузена-доно, поставленная кистью с волосками некой священной животины из храма… Наверняка специально для таких случаев держат. Потом на улицы вытащили столы, организовали угощение, танцы, всякого рода развлечения вроде конкурсов и уличных жонглеров. Под вечер многие напились и начали громко петь, или просто орать под грохот фейерверков.