Илья Носырев - Карта мира

Это был даже не яд, а неожиданно гуманное снотворное. Впрочем, о гуманности говорить было рано — Рональд тут же понял, что лучше бы крестьянам умереть сейчас.

Однако они уже спали — да и он засыпал, пораженный стрелой в ключицу.

В сумраке пещеры лица монахов плыли, принимая совершенно фантастические формы. Или это и были фантастические лица? Боже, что за страшные морды! Губы в полфизиономии, пустые глазницы, гипертрофированные головы, лишние конечности… Все окружавшие его страшилища были в черных балахонах, и только у дальней стены стояли обычные люди, тоже в монашеских одеяниях — а самым заметным и нарядным среди всей толпы был, разумеется, Каликст.

Ключица ныла противною болью — хоть рана была и пустяковая, но настроение, и без того упадочническое, портила совершенно.

Каликст торжествовал: в плен попал весь ударный отряд восставших — а самое важное, что сам главарь, целый и невредимый, был теперь у него в руках! Немного омрачало его радость то обстоятельство, что одна из снотворных стрел ранила самого короля Эбернгарда — по лицу папы время от времени пробегала тень страха и сомнения; но зато короля уже переправили в Рим, и подвиг его освобождения из мрачных застенков Муравейника Каликст был готов разделить с Рональдом и Иегудой.

— Чудо! Дети мои, случилось чудо! — радостно тявкал Каликст. — Мы обрели истинного короля! Правление Арьеса закончено, все будет по-старому, я надеюсь.

В папской свите был замечен капитан Александр; после того, как он спас Каликста, тот сделал его главой своей охраны. За две недели капитан успел заметно поправиться: не то, чтобы растолстел, но стал более крепким, раздался в плечах и вообще стал похож на столичного жителя — в интонациях все чаще проскальзывали презрительные нотки, улыбался он все реже, смотрел больше исподлобья.

Только увидев Рональда, он как-то оживился и тут же подошел к нему.

— А вы, оказывается, из первых дворян империи будете, — произнес он подобострастно.

— Так и есть, — хрипло согласился Рональд. — Я тут не на положении пленного, надеюсь? Я не совсем проснулся и еще не знаю всей правды…

— Нет-нет, вы что! — замахал руками капитан. — Чтобы вы, таких благородных кровей, да в кандалы? На такое только маркиз сподобился… Вы ведь в толпе стояли — а там кто разбирал из лучников, куда палит!

— Что сейчас в Новых Убитых? — поинтересовался граф.

— Я там теперь нечасто бываю, — важно пояснил капитан. — Приблизил меня к себе его святейшество, внимание оказал и милость. Однако вчера как раз заезжали мы в эти тоскливые края… Разительная, я вам скажу, перемена произошла за десять дней. Маркизов замок в упадок пришел: не было у сэра Альфонса наследников. Даже единственный родич, Лукас, ничего не получил — не племянник никакой оказался, а простой прохиндей из разорившихся дворянчиков, как столичная комиссия установила. Эх, жаль барона: он теперь попал в приют для инвалидов… И рука у него сломана, и нога, и обе срослись неправильно, и зубы он понемногу порастерял, и причинного места вы, сударь, его лишили. Эх, земная круговерть… Вчера-с барон, а нынче-с кровью обагрен. Мечтал жизнью жуировать, а она по нему самому продефилировала… Через великую силу на свете живет!

«Да уж, жизнь через силу» — невесело подумал Рональд.

— А это что за уроды в монашеских одеяниях стоят? — шепотом спросил он.

— Это монахи из монастыря Св. Картезия, оттуда же, откуда ваш Иегуда. Видите, они все, так сказать, паранормальные, — капитан явно понемногу овладевал модными среди столичного плебса словечками. — У них способности еще почудней будут, чем у Слепца: мысли читают, в воздухе свободно парят, голосом стены разрушают…

— Дорогой мой Полифем! — прозвучал на весь зал фальцет папы, и капитан поспешно покинул Рональда и перешел на свое место поближе к Каликсту. — Заблудшая овца, растерявшая всю белую овечью шерсть и одолжившая у Вельзевула черную и терпкую козлиную! Будешь ли ты оправдываться, усугубляя свою вину, или раскаешься и примешь из моих рук мучительнейшую смерть, которой когда-либо умирал человек?

— А что будет с остальными? — поинтересовался Полифем.

— Ох, как бы я хотел сказать тебе, сын мой: «мы и их запытаем» — но, увы, не могу этого сделать, и видит Небо, как лотом сожалею! Нет, Арьес приказал всех крестьян вернуть в родную деревню — в целости и сохранности. Правда — и вот тут-то загвоздка — скоро на престоле окажется настоящий король — что он-то решит по этому поводу?

И Каликст мерзко захихикал, дрожа всем телом.

Разбойник рванулся вперед — и вся пещера ахнула: руки Полифема были свободны от кандалов. Как удалось ему освободиться от оков, никто никогда так и не узнал; воровских талантов и трюков у батьки, впрочем, было предостаточно.

— А вот тебе! — крикнул Полифем и ударил Каликста ножом. Однако папу успел прикрыть собой капитан Александр; нож скользнул по его стальному нагруднику и даже ему не принес вреда. Тут только Рональд понял, насколько усталой была рука Полифема, нанесшая этот бесполезный удар. А вот рука капитана была полной сил, наевшейся недавно за столом, нанежившейся накануне в теплой постели, возможно, с девицами — и рука эта аккуратно, почти нежно провела по горлу Полифема кистью — и как в страшном фокусе, из ниоткуда на этом горле явилась красная полоса, которая, словно по волшебству, начала шириться.

Подбежавшие стражники отбросили батьку на пол и принялась наносить по его спине удары мечами. Полифем словно не чувствовал всего этого — он поднял голову и стал искать глазами Рональда, а когда нашел, подмигнул ему единственным глазом — и прохрипел:

— Увидимся, братишка! Совсем скоро…

И уронил эту благородную и светлую голову на сизый от крови пол.

Рональд стоял, как статуя, и даже не дышал. «Сволочью ты стал все-таки, капитан», — думал он.

— Итак, — произнес Каликст несколько нервным голосом. — Плохо все идет, плохо. Эти ваши дубоголовые солдаты, капитан, ранили самого короля! Вы представляете, о чем я говорю? Боюсь, что нет. Ладно, Бог нас сохранит, я надеюсь, — тут он пробормотал что-то себе под нос. — Вы, Иегуда, славно потрудились, но… нет ли на вас какого греха?

— Peccavi, peccavi[28], — ответил монах на редкость беспредметно, но папа, видно, другого и не ждал.

— Это хорошо, что понимаете, — одобрил он. — А рыцарь в еретики не подался случайно? — спросил он как об отсутствующем.

— Отнюдь, молился достойно и много не рассуждал, — ответил Иегуда спокойным голосом. — Он настоящий солдат: выполняет приказы, не спрашивая и не задумываясь.

— Это очень хорошо. Словом, если я прикажу ему броситься из окна сейчас, он бросится? Вся хитрость только в том, что я не прикажу. Ибо такими разбрасываться… . хм, из окон нельзя. Какую альтернативу безделью вам обоим предложить, о Иегуда?