Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов

Узел девятый

Он не человек. Или не такой человек, как все прочие, встретившиеся мне в этом мире. И уж точно не такой, как те, что приняли в своем теле моих соплеменников.

Он черен как ночь. Как та темнота, из которой я едва вырвался в тот первый раз. Я не могу разглядеть его лицо, даже движения словно увязают в беспросветном мраке, окутывающем высокую фигуру. Зато если бы имперцы вдруг вознамерились придумать себе богов, как делают полудикие народы на окраинах Дайи, это существо могло бы претендовать на роль бога смерти. Нет, даже не так: бога забвения.

Должно быть, он и есть пресловутый охотник на демонов. Помню, как перекашивало лицо Себерро, рассказывавшего мне об опасности моего нового мира. Всего одна, но какая! Признаться, я не поверил ему до конца, потому что против веры выступало именно столь долгое пребывание эссы Рена за «вратами мечты». А ведь надо было всего лишь предположить, что он, какое-то время тихо и безвылазно сидевший вдалеке от здешней столицы, попросту не вызывал ни у кого интереса. В том числе и у охотника. Если бы я поверил сразу, я…

Ничего не изменилось бы. Да и после сражения с человеком, в тело которого я попал, мне уже не было страшно. Не могло стать. По рассказам, захват куклы представлялся несколько иным времяпрепровождением, чем отчаянные попытки вдохнуть побольше воздуха перед тем, как тебя накроет лавиной чужой воли.

Он растоптал меня в пыль. Не знаю, что ему помогало, может быть, какие-то тайные сведения об обращении с демонами? В любом случае я оказался бессилен. И принял поражение, потому что противник превзошел меня по всем статьям. Я смирился, хотя как раз в этот самый миг обрел толику смысла моего существования в мире кукол.

Есть кто-то, знающий имена всех демонов, живущих здесь, — разве не чудо? Какая-то женщина, о которой шла речь. Она может назвать то имя, что нужно мне. И еще одно, если повезет… Если ему повезло так же, как мне. Я должен был попробовать до нее добраться!

И попробовал. Попытка провалилась? Бывает. Но держать зло на победителя… Глупо. Особенно когда он вдруг снова просит о помощи.

— У тебя есть что еще сказать?

Нет. Слова иссякли. Да их и с самого начала было немного. Любая причина, по которой я должен остаться в живых, явно противоречит планам охотника.

— Тогда разговор окончен.

Я ожидаю атаки, чего-то вроде сокрушающего удара, но ничего подобного не происходит. Целое мгновение в мире вокруг меня царит спокойствие. А потом темнота, сгустившаяся в теле охотника, словно распахивается мне навстречу, и все предыдущие странные действия странного человека становятся кристально ясными.

Я ведь один в теле куклы. Совсем один. Но если раньше такое положение могло показаться заманчивым, сулило полную свободу и прочие прелести, то на деле оказалось ровно наоборот.

Вот почему все те тела, где мне удалось побывать, так быстро разрушались! Они начинали путь к смерти, как только лишались истинного хозяина. Нужно было удерживать изо всех сил хоть парня в черном мундире, хоть мальчишку. Уговаривать не уходить. Умолять. Падать на колени. Себерро Рен не упоминал о таком развитии событий. Впрочем, если он и его приятели долгое время готовили смену своим куклам, убеждали в завидной доле быть избранными, никаких сражений и не происходило: когда наступал срок, все совершалось по обоюдному согласию. Должно быть, душа куклы все равно угасала, только происходило это немного медленнее, чем со мной.

А еще эсса Да-Нали не говорил, что, оставаясь одиноким в чужом теле, лишаешься связи с миром. Повисаешь в пространстве, как во время прыжка, но не можешь приземлиться и вновь почувствовать незыблемую твердь под ногами.

Я ничего не вешу, любой порыв ветра… Да что там ветер! Любое движение воздуха может сорвать меня с места и отправить в разверстую пасть темноты.

Что ж, сам виноват. Не надо было пытаться мстить. Не надо было сражаться снова. Но откуда же я мог знать, что он вдруг так легко сдастся? Откуда я мог знать, что он вдруг захочет сложить свое оружие и раскроется навстречу удару?

А может, все было рассчитано заранее: умысел нельзя исключать. Может быть, он знал, что охотник с минуты на минуту придет за демоном, и сделал все, чтобы лишить меня последней защиты. Тогда честь ему и хвала, такому дальновидному! Задумано и исполнено отлично. Даже вызывает восхищение. Искреннее.

Темнота перед глазами становится все глубже, все сочнее. Не надвигается на меня, скорее, ждет. Чего? Моего волеизъявления? Я не хочу туда. Честно, не хочу. Еще несколько мгновений, ладно? Я ведь не вернусь больше. Этот мир — мой единственный шанс на жизнь. Жаль только, что жить здесь мне тоже не очень-то хочется.

Любопытно, что чувствовал Себерро, выгнанный прочь из тела? Хотелось бы услышать, какими словами он поносит меня сейчас… Уж он непременно притащится снова. Найдет способ. Жаль, больше не встретимся. Ни здесь, ни там.

Страха нет. Наверное, с ним было бы проще. Но вокруг один лишь покой, чарам которого я не могу не поддаться. То, что ощущаю… Кажется, именно оно называется умиротворением. Хочется закрыть глаза, глубоко вдохнуть, свернуться клубком, как дракон на башне, и задремать под шепот проносящихся мимо дней.

Мне ведь что-то обязательно будет сниться, да?

Тогда пора в постель.

Сознание сжимается. Покидает закоулки чужого тела сначала неохотно, а потом все стремительнее. Спасибо этому дому, как говорится, пойдем к… Хотя правильнее было бы назвать место, ожидающее меня, усыпальницей. Вроде той, где коротают время «вдохи».

Я уже прошел через одни темные врата, направляясь сюда, теперь их близнец приглашает проделать обратный путь. Собственно, выбора нет. Я больше не принадлежу ни себе, ни кому-то в этом мире. Я — сухой лист и, куда подует, туда полечу, дождаться бы только ветра, а он почему-то не спешит меня подхватить…

Лица, взгляды, фигуры — все постепенно исчезает из моего поля зрения, потому что зрение тоже исчезает. Зачем оно бесплотному призраку? Должно быть, я становлюсь сейчас похожим на тот сгусток синего света, что погас в складках белой мантии. Наверное, это красиво выглядит. Загадочно. Волшебно. Как и полагается чему-то необъяснимому.

Мир вокруг приходит в движение. Наконец-то! То ли струи невидимой реки, то ли крылья ночного ветра обволакивают меня, обнимают, увлекают за собой в самое сердце распахнутой темноты. Еще немного, и я пройду сквозь врата, последние в моей жизни. Жаль, что они настолько невзрачны: темно, пусто, и все. Но может быть, так и надо? Никаких надежд, никаких фантазий. Чудес ведь не бывает. Один только точный расчет, иногда упрямство, иногда чувство вины — вот что вершит судьбами мира и человеческими судьбами…