Оксана Панкеева - Поступь Повелителя
— Да, конечно. Но я всю жизнь считал, что мой отец принадлежит совсем к другой семье. Наверное, он жил под чужим именем.
— А где вы жили вообще? В каком мире вы обитали, что ты пылесоса в жизни не видел?
— Наш мир не сообщается с другими. Может, могущественные маги знают что-то об иных мирах, раз они следят за стихийными порталами, но я не принадлежу к числу посвященных.
— А, ну вот все и ясно! — совсем по-детски обрадовалась малявка, даже подпрыгнула на табуретке от полноты чувств. — По закрытым мирам у нас только дядя Макс гулял, он в греческой лавочке работает. А мы тут, значит, и понятия не имеем, что он там размножился! Выходит, мы все-таки одного поколения, так что ты мне не дядя, а брат. Троюродный. Хоть по возрасту и в отцы годишься. Ну а дальше? Сюда-то как попал?
— Не знаю, — честно ответил Кантор. — Сам понять не могу.
— У тебя что, память отшибло, или тебя какой-то знакомый эльф из телепорта потерял, да ты боишься, как бы у него неприятностей не было?
— Насчет эльфа — теория правдоподобная, сам первым делом об этом подумал. Но точно тебе сказать не могу. Последние пару недель… ну, или около того… я провел в Лабиринте.
— А что случилось?
— Это как-то касается дела? Допустим, меня по голове стукнули.
— Ну, такая версия прекрасно объяснила бы твою патологическую ненависть к пылесосам, но я же вижу, что ты врешь.
— А то, что я не хочу обсуждать причины своего падения в Лабиринт, ты не видишь? — начал закипать Кантор. — Это к делу не относится. Никаким боком. Так вышло. И все. До того момента я все помню, но события двухнедельной давности никак не объясняют перемещения между мирами.
— А твой летний наряд, количество паразитов в нем и вот это, — доставучая кузина приподняла двумя пальчиками наручники, — они объясняют?
— Я был в плену, — коротко пояснил Кантор. И добавил для пущей ясности: — У нас война.
— Ага.
— И мне нужно вернуться обратно.
— За добавкой, — иронично уточнила вредная родственница, повторно демонстрируя наручники.
— Должок остался. — Это было сказано уже сквозь зубы, так как при первой же вспышке памяти они стиснулись сами собой. — И не один.
«Сначала я найду Астуриаса и да Косту. Я не буду в них стрелять. Я найду способ их умыкнуть в тихое, безопасное место, и умирать они будут долго. Потом я найду винтовку и займусь отстрелом. Каждая голубая мантия с белой лошадью, каждая иномирская рожа, где бы я их ни встретил. А еще я припасу арбалет и пару дюжин крепких осиновых болтов с серебряными наконечниками. Пригодится. А если мне опять доведется дожить до победы — Судьба ведь любит поиздеваться, — уже не придется маяться выбором, куда девать остаток своей бесполезной жизни. Я посвящу его охоте на троллей…»
— Ага… — Малявка бесцеремонно оборвала построение жизненных планов товарища Кантора. — Я понимаю, это святое, но, может, ты бы их вслух пересчитывал? А то сидишь, молчишь, и только по глазам можно угадать, что ты как раз эти самые должки припоминаешь.
— Эти подсчеты — не для маленьких девочек, — сердито огрызнулся Кантор. — Я понимаю, вам зверски любопытно, что я такое и откуда взялся, но все-таки о серьезных делах я хотел бы поговорить с кем-то из взрослых членов семьи. Мне надо попасть домой, а ты вряд ли знаешь способ перемещаться между мирами.
— Теоретически один вариант есть, — ничуть не смутилась Саша. — Но, во-первых, без гарантии, а во-вторых, неизвестно, когда я этого родственничка увижу, он нынче в командировке. Так что с папой я тебя, конечно, познакомлю. Может, он тебе и остальную родню представит, это уже ваше дело. Но тут есть один нюанс. Вернее, два. Но очень плотно связанных. Если папа узнает, что я делала на кладбище, жизнь моя станет тяжкой и полной лишений. Я понятно намекаю?
— Здесь тоже запрещена некромантия? — понимающе усмехнулся Кантор. Дети… Они везде одинаковы!
— Не то чтобы законодательно… но папа запрещает мне брать его ритуальные предметы и самостоятельно что-либо делать. Если он узнает, пропало лето.
— Думаешь, он не заметит, насколько оплавлены свечи?
— Свечи как раз не его, папа некромантией не занимается. Свечи я стащила у дяди Макса. Так что не узнает, если ты не сдашь. И второй неприятный момент. Мой папа — стихийный телепат.
Кантор уставился на самоуверенную малявку с откровенным недоумением.
— И как ты предполагаешь что-то от него скрыть? Он ведь в любой момент может уловить твои мысли так же, как и мои.
— Дубина! Ты что, щититься не умеешь?
— Не умею и, более того, впервые об этом слышу.
— Опаньки… — Наконец-то Кантору удалось увидеть хоть тень растерянности в хинских глазенках хитроумной кузины. — Так ты, значит, вообще ничего не умеешь? Это раз дядя Макс тебе ничего не говорил о Семье, так он тебя и не учил ничему? И ты вообще полный ноль, даже минимального курса самопознания и самоконтроля не прошел?
— Нет, почему. Кое-что он мне показывал и объяснял. Но, как ты говоришь, «щититься» не учил. Это что-то вроде ментальной защиты?
— А, ну да, бестолочь я… Зачем же тебе это нужно, если ты в том мире один такой… Понимаешь, все шархи с рождения наделены каким-нибудь даром понимания. Это могут быть известные тебе эмпатия или телепатия, а может быть более частный, узконаправленный дар: например, чувствовать чужие страхи, угадывать желания, распознавать ложь и правду… У тебя, кстати, что?
— Стихийная двусторонняя эмпатия. А у тебя?
— Еще не определили. Или говорить не хотят. Не перебивай. Так вот, сам понимаешь, если постоянно жить вот так нараспашку, зная, что любая твоя мысль тут же становится общей, это все равно что жить в стеклянном аквариуме посреди многолюдной площади. Так и свихнуться недолго, какое ж блюдце выдержит? Поэтому каждый шархи с детства умеет щититься от посторонних, если хочет побыть наедине со своими мыслями. Вот так я спасаюсь от папиной телепатии. А ты, значит, не умеешь. Плохо. Ты ж меня с потрохами сдашь.
— Ага, — не удержался от колкости Кантор. — С куриными.
— Не смешно! Это домашний арест до лета и хана летним каникулам!
— Когда тебя тянуло поиграть с некромантией, тебя это не пугало. Знаешь, ты мне напоминаешь одного знакомого эльфа. Он тоже страшно любил тайком от наставника самостоятельно поколдовать по справочнику. После этого обязательно что-то или кто-то страдал. Или полдворца приходилось отстраивать заново, или стол искореженный от наставника прятать, или самого экспериментатора в Лабиринте на «цып-цып» вылавливать. А еще я знал одного некроманта, который вот так же по справочнику, без опыта и без наставника, взялся проклятие накладывать. Это была самая большая глупость в его жизни. И последняя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});