Александр Данковский - Папа волшебницы

Ну вот, а так хорошо вроде пошло…

Мы, впрочем, справились. В четыре руки, советуясь друг с другом, а иногда и ругаясь, мы свели этот дурацкий волдырь минут за сорок. И боль сняли. И даже коже дали команду ускоренно расти.

Последнего наша учительница-мучительница, кажется, не ожидала.

— Это что?

Мы объяснили.

— А когда рост закончится? Или рука у меня покроется кожаным панцирем?

— Ах, черт! — я хлопнула себя по лбу.

— Не покроется, — успокоил Дрик. — Во-первых, энергии не хватит, во-вторых, я на всякий случай ограничитель поставил.

— Ну что ж, — она вполне миролюбиво посмотрела сперва на нас, потом на пострадавшую конечность. — Я более чем довольна. Вы заслужили и хороший обед, и еще кое-что потом. Идемте кушать.

Глава 16. И мачта гнется

— Нажми! Нажми!

Я и так нажимал изо всех сил. Самодельные весла гнулись и трещали, лопасти болтались — шаткая конструкция грозила вот-вот распасться, явно не рассчитанная на такие нагрузки. Впрочем, кто и когда ее рассчитывал?

Мы мчались сквозь ночь. "Мчались", конечно, слишком громкое слово для нашего неуклюжего тростникового судна. После небольшого колебания мы таки решили взять его, а не одну из деревянных лодок нашего гостеприимного хозяина. Во-первых, они все были куда больше и тяжелее "Тигрисика", вдвоем трудно управиться. Во-вторых, собственно, управляться с ними без привычки, да еще в ночи — то еще удовольствие. Наконец, перегружать поклажу — терять время. А бросать снаряжение ой как не хотелось. Зато прихватили две парочки весел, оставленных в лодке каким-то ротозеем. Может быть, по свободе удастся приспособить их для наших нужд. Не для распашной, так для канойной гребли. Но это потом. А пока мы "нажимали". Сайни уверял, что появление погони — только вопрос времени. К счастью, ночь была лунная, так что контуры берегов различить еще было можно. А вот очертания мелей — нет. Мы дважды садились на пузо и, сдерживая ругательства (из соображений звукомаскировки, а не благопристойности) соскакивали за борт и, оскальзываясь на илистом дне, волоком стягивали разбухшее, отяжелевшее судно на "большую воду".

Сайни еще и умудрялся командовать. Он, с его тренированной памятью разведчика (а также мага, черного офицера и вообще Бог весть кого) умудрился удержать в голове систему протоков, увиденную на "рельефном столе" у Князя. Я на такие подвиги был не способен органически. Более того, в одном месте мы по его команде свернули в какую-то бухточку и вдруг уперлись носом в топкий берег.

— Волоком. Шагов шестьсот, — скомандовал Лелек, не дожидаясь моего вопроса.

Я уже давно понял, что он знает, что делает, и что сейчас для споров не время, поэтому подчинился. Хотя был абсолютно уверен, что затея пустая: вымокшая лодка, да с багажом — это килограммов двести, ежели не больше. А Сайни споро (на ощупь!) отвязал велосипеды и прочий скарб, и мы сперва перетащили его, а потом — и само судно, то волоком, а то и так, словно сумку, только вместо ручек — веревки обвязки. Я думал — пупок развяжется. Волочь тяжеленное мокрое судно сквозь ночь, без дороги, по мокрой глинистой почве, спотыкаясь о корни, путаясь в кустах — в общем, работа не для изнеженного интеллигента. К счастью, обнос был короткий, даже меньше обещанных Лелеком шестисот шагов. Уже после, когда багаж был заново уложен и кое-как привязан (в темноте-то!), мой спутник снизошел до объяснения:

— Тут два русла идут параллельно. Их лодки наверняка ходят по тому. А чтоб попасть в это, нужно или крюк давать, или перетаскиваться, как мы. Надеюсь, они не будут обшаривать берег в поисках наших следов и рванут по воде. А мы время выиграем.

Говорил он с трудом, борясь со сбитым дыханием. Видать, эта нагрузка оказалась великоватой даже для него.

А побег прошел на удивление гладко. Все было именно так, как рассказывал Лелеков знакомый эльф. Три человека на главном причале сонно пялились на воду. Их Сайни оглушил буквально походя — бесшумно возник за спинами и в три-четыре движения положил всех. Они, кажется, даже проснуться толком не успели. В лодке у пирса оказался четвертый. Он суматошно вскочил, схватился за какое-то оружие (в темноте не разглядеть, кажется, арбалет). Лелек коротко взмахнул рукой — и тот повалился на дно. Лишь стукнуло о доски железом да волна плеснула на берег.

Чуть позже, помогая Сайни связывать часовых, я с удивлением обнаружил, что не только они, но и злополучный четвертый жив. Мой спутник действительно метнул в него нож, но угодил тяжелой рукояткой в лоб.

— Пролить сейчас кровь — значит, объявить Князю открытую войну. А я этого не хочу, — не совсем понятно объяснил он.

Всю четверку мы уложили в лодку и столкнули ее на стремнину. Другого способа спрятать оглушенных стражей не придумалось.

Плыть с нами Лелеков знакомый отказался наотрез.

— Я же говорил — вдали от замка клятва заработает. А тут я их постараюсь еще и запутать немного.

Сайни без слов положил руку ему на плечо (я с удивлением понял, что он почти одного роста с эльфом), постоял с минуту и пошел к воде. Наш плот стоял у причала просто привязанным, так что даже сталкивать с мели его не пришлось. Мы взялись за весла, и через несколько гребков долговязая фигура на пирсе скрылась за изгибом реки.

И вот теперь форштевнь рвет тугое покрывало ночи. (Не помню, кто сказал.) Давно хотел поставить парус на наше плавсредство, да так и не собрался. И теперь жалею — ветер-то попутный. Правда, в этих извивах, наверное, от него было бы мало толку. Так что приходится напрягаться. И напрягаться. И опять напрягаться. А Сайни все недоволен, и время от времени подстегивает меня хриплым "нажми!". А мне ведь еще и управлять лодкой надо, а не только втупую работать двиглом. Честно говоря, под этим предлогом я иногда сачкую — пропускаю пару гребков, которые мог бы сделать. Дескать, смотрю, куда рулить. Хотя чего смотреть? Разве что по серебрению легкой ряби в лунном свете можно (иногда!) увидеть, где вода, а где ее уже нет.

Сайни вдруг бросил весло и мне сделал знак не грести. Странное, вообще-то, положение, когда капитан судна — один человек, а руководитель всей экспедиции — другой. При условии, что их всего-то двое. Эх, не о том я думаю. Лелек тем временем замер и весь обратился даже не просто в слух, а в локатор какой-то. У меня было четкое впечатление, что он слушает ночь не только ушами, но и всем телом, чуть приподнятыми и раскрытыми ладонями улавливая какие-то эманации, крупным носом вынюхивая запах погони. Я так ничего не слышал, кроме журчания воды вдоль бортов и шлепанья срывающихся с весла капель.