Андрей Смирнов - Академия волшебства

— Кантор, иди своей дорогой, — посоветовала Вилья. — Не делай себя ещё смешнее, чем ты есть.

— На кого тявкаешь, горожанка?… — лениво бросил Аллек кен Скийбл.

— А ты? — Вилья ничуть не испугалась. — Мой отец — капитан стражи. Ещё вопросы есть?

— Не понимаю, — сказал Кантор. — Правда, не понимаю. Что вы все тут делаете?… Он ваш лучший друг? Родственник?… Вы все его так любите? Вот ты, Скеггель, тоже его любишь?… Или, может, обитатели Преисподней теперь стоят за равные права и мировую справедливость?… Объясните же мне, что тут происходит!… Я не понимаю.

Скеггель не ответил. Жутко улыбаясь, он качнулся в сторону так, как будто все его тело состояло из желе. Когда он снова принял вертикальное положение, стало ясно, что он, как минимум, на голову выше, чем был… красивое лицо вытянулось, превращаясь в костяную маску, руки удлинились и стали значительно толще, пальцы склеились в одно целое, сгиб между локтем и направленной вниз кистью покрылся острыми шипами и стал походить на — покалишь намеченную — клешню…

— Да ты вообще, я смотрю, не слишком понятлив, — сказан Эдвин. — Вряд ли Скеггель сможет внятно объяснить тебе свои мотивы, но давай попробую я. У всякого демона имеется чувство собственности, и наш общий друг Дэвид, просидев со Скеггелем в одном классе целый год, в каком-то смысле этой собственностью стал… как и все мы — я, Джейгали, Лейкарн… гм… Орэлья…

«Особенно Орэлья», — мимоходом подумал Дэвид.

— И что? — сказал Кантор. — Мы с ним в одной группе занимаемся боевкой.

— Ну тогда. — Лицо Эдвина приобрело таинственный вид. — Может, тогда… ты ему просто не нравишься?… — Послышался смех, на этот раз — со стороны тех, кто стоял за спиной Дэвида. — Может, ты моешься не так часто?…

— Эдвин-Эдвин… — Кен Рейз с грустью покачал головой. — Тебе меня не спровоцировать, даже не пытайся, а сам ты не станешь бросать мне вызов. Так что давай не будем…

— Так значит, ты признаешь, что слабее? — с широкой ухмылкой перебил его Эдвин.

— Я признаю, что по боевым дисциплинам ты пока опережаешь меня на целый курс, — парировал Кантор. — Но если очень хочешь подраться, я в любой момент могу вызвать кого-нибудь из своих родственников…

— Ну да, прячься за их спинами, трусишка!… — Эдвин уже откровенно издевался над ним.

— Если ты хочешь войны, ты ее получишь. — Кантор сохранял спокойствие. — Только нужна ли она тебе? Подумай.

— Подумай сам: нужна ли она тебе из-за такою… пустяка?

— Честь — это не пустяк, Эдвин, совсем нет. Этот безродный вонючий чужак прилюдно оскорбил меня, мою семью. Я просто не могу закрыть на это глаза. На остальных мне плевать, кем бы ни были их папы и мамы, а также бабушки и дедушки… даже с этим, — Кантор показал на полупревратившегося Скеггеля, — мы разберемся… он не так давно вылез из своей Преисподней и ещё не знает, как мы в Хеллаэне умеем укрощать демонов. Да, мне плевать на всех, и на горожанок с высокопоставленными папами — в первую очередь. Но ты, Эдвин… тебя я уважаю. Я правда не хочу начинать все это дерьмо, — голос Кантора стал проникновенным, искренним, — разгребать ведь будем столетиями, кому это нужно?… Пойми, ты сейчас слоишь не на той стороне. Ты происходишь из древней, уважаемой семьи, мы даже с тобой отдаленные родственники, знаешь?…

— Очень отдаленные.

— Все равно. Наши семьи всегда жили в мире. Ты готов перечеркнуть все это?… Ради кого?… Ради вот этой мрази, — указательный палец Кантора повернулся в сторону Дэвида Брендома, — которая не знает своего места и не умеет следить за своим языком?

— Он мой друг, — просто ответил Эдвин. Больше всех эта реплика удивила самого Дэвида. — И будь любезен… подбирай выражения, когда говоришь о моих друзьях.

— Твой друг?! — не веря своим ушам, переспросил Кантор. — С каких пор ты дружишь с рабами? Не позорь себя…

— Я не раб, — сквозь зубы процедил землянин. — Я свободнее тебя… ублюдок.

— Слышал? — По-прежнему глядя на Эдвина, Кантор снова показал на Брендома. — Слышал, что он сказал? Пусть он хоть десять раз тебе друг — хотя меня это и удивляет — но если он свободен, ему и отвечать за свои слова. Ему, а не тебе!

— Дэвид, — тихо произнес Эдвин, повернувшись к землянину. — Присягни мне. Немедленно.

— Нет.

— Дурак! — Эдвин со свистом вдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Очевидная глупость чужака не столько удивила, сколько разозлила его. — Это не позор для тебя, а честь! Вассал — не слуга, он так же свободен, как и его господин, и обязанности, принимаемые им во время присяги, не принижают его, а…

— Я знаю, — остановил Дэвид кен Гержета. — Но все равно — нет.

И, не давай Эдвину сказать больше ни слова, Дэвид отстранился от него и громко обратился к Кантору:

— Я читал «Дуэльный кодекс», и знаю, что ты при всем желании не можешь вызвать меня, не выставив себя на посмешище… впрочем, сегодня ты и так стал посмешищем — хотя пока, может быть, ещё этого не понимаешь… Так вот: пусть ты не можешь вызвать меня, но я тебя — могу. — Он вытащил из-за пояса пару кожаных перчаток (незаменимая вещь, если ты каждый день занимаешься фехтованием) и бросил одну из них под ноги Кантору.

— Вот мой залог.

По крайней мере, согласно «Дуэльному кодексу», действовать надлежало именно так… Дэвид только надеялся, что ничего не забыл и не перепутал.

Кантор несколько секунд молчал и не двигался с места. Он оказался в неудобном положении. Он мог убить Дэвида, как убивают животное — для его родного мира в таком поступке не было ничего особенного. Бросить Дэвиду вызов значило опозорить себя… но даже и принимать такой вызов от немощного эмигранта было постыдно — слишком уж они были неравны. Увы, он не мог отказаться. Минуту назад он сам признал Дэвида свободным, требуя, чтобы кен Гержет не вмешивался в конфликт, и ещё раньше, сглупив, объявил, что Дэвид его оскорбил… Между тем раб не может оскорбить свободного, смерд никакими словами не может задеть чести дворянина. Произнеся слово «оскорбление», Кантор как бы признал, что они равны, хотя бы формально… называть Дэвида рабом он больше не мог, не именуя тем самым «рабом» и себя. Признавать это ничтожество таким же свободным, как он сам, хеллаэнцу было противно, но Кантор, оценив ситуацию, сообразил, что на данный момент это будет меньшим из зол. Иначе его и вправду превратят в клоуна.

Кривая улыбка исказила его губы, когда он нагнулся и поднял перчатку. Сегодня (как ему казалось) все словно сговорились против него, но ничего, он умеет держать удар…

— Ладно, — продолжая улыбаться, сказал кен Рейз. — Давайте устроим шоу. Я согласен. Кто твои секунданты, сэр Сморчок?