Людмила Астахова - Бог из машины

А вот все попытки придать светскости облику дорогой названной сестры – Грэйн эрн-Кэдвен, когда они вместе гуляли по модным лавкам, натолкнулись на твердокаменную стену ролфийского упрямства.

– Никаких гражданских платьев! Никаких локонов, лент и кружев! – отрезала лейтенантша. – У нас такое не носят.

– Но так ты подчеркнешь свое новое, гражданское положение, – мягко напомнила Джойана.

И тут же пожалела, что с языка сорвалось слово «положение», так свирепо глянула на нее ролфи.

– Ну как знаешь, миленькая моя, – невозмутимо пожала плечами шурия. – Я присмотрела в одной лавке изумительную шаль. О, шелковая вышивка, выше всяких похвал!

Подруга странно хмыкнула, но промолчала. Ничего не сделаешь с взрывоопасной смесью – широтой шурианской натуры, которая истово требует эффектности, и аристократическим воспитанием, не позволяющим пренебречь мелочами этикета.

– Твои запредельно дорогие чулки, которые все равно никто не увидит, тоже означают что-то особенное? – не выдержала и все же полюбопытствовала Грэйн, глянув в счет, выписанный галатерейщиком.

– В них я чувствую себя вооруженной и готовой к бою. Примерно как ты с заряженным мушкетом и скейном.

Необходимость в эдакой воинственности заключалась в присутствии Эгнайра Акэлиа. Студент находился в угнетенном состоянии духа, общаться на нейтральные темы, вроде погоды и литературных новинок, отказывался и проявлял все признаки меланхолии. В его положении неудивительно, но и не смертельно. Мстительная шуриа не собиралась беречь чувства внука Вилдайра Эмриса. Кто хочет страдать, тот пусть страдает, сколько его душеньке угодно. И заодно скажет спасибо благородной эрне Кэдвен за спасение горла от ножа господина Лау. Ах, он не желает благодарить? В таком случае, дорогой щеночек, команда была «Рядом!».

Окажись Эгнайр иным, Джона бы непременно потребовала от Священного Князя не только экипаж, но и почетный эскорт. Но так как гордиться «находкой» не приходилось, то и в публичности не было никакой необходимости.

И если снаружи президентский дворец смотрелся более чем скромно, то внутри производил впечатление. До имперской дикой роскоши рукой подать, по правде говоря. С другой стороны, Идбер всегда претендовал на лидерство среди государств Конфедерации, поэтому и стремился соответствовать уровню. И надо заметить, президентские меблировщики и декораторы постарались на славу. Яркий шелк, которым затянуты стены, самого лучшего качества, самый дорогой мрамор пошел на колонны, пилястры и карнизы, позолота, драпировки на окнах из серебряной парчи. Только корон не хватает в классических диллайнских орнаментах. И не скажешь, что власть в Идбере принадлежит не аристократам, а потомственным торгашам.

Непривычного к подлинной роскоши Эгнайра интерьеры дворца поразили до глубины души. Молодой человек только и успевал, что прикрывать восторженно распахнутый рот, пока офицер охраны вел их по анфиладам комнат. А потом вконец утомленные помпезной пышностью гости поджидали Священного Князя в библиотеке, к счастью, обставленной скромно и по-деловому. На благородном дубе панелей и потертых корешках книг отдыхал глаз. Джона любила книги, и не только читать, но и смотреть на них. Так иные люди, не шуриа, любят глазеть на праздничную толпу, всматриваясь в незнакомцев, воображать их жизни, угадывать, например, семейное положение. Дух книги подчас разнится с тем, что написано на ее страницах, как день и ночь. Судьба фолианта как судьба человека. Буковки внутри связаны в слова о чести и славе, а почитывали ее бессовестнейшие люди.

Взять хотя бы Эгнайра Акэлиа. По крови он – ролфи высокого рождения, а по сути – полукровка, потерянный для богинь. Он не шагнет в Локкин огонь, как сделал это Удаз, ставший Удэйном. Он не верит настолько, чтобы без колебаний отдать себя богине, а значит, не настоящий сын Морайг-Хёлы.

Наконец-то дверь распахнулась, и в комнату вошел Вилдайр Эмрис, Священный Князь Ролэнси, взволнованный, горящий огнем предвкушения встречи. Белозубо улыбнулся Джоне, мазнул равнодушным взглядом по Эгнайру и начал озираться по сторонам в поисках того самого человека, о котором шуриа написала в коротенькой записке.

Его глаза радостно сверкали:

«Ну, где же он? Где?»

А потом догадался. И стал грустным, померк. Как мальчик, которому жестокие родичи посулили особенный подарок на день рождения и обманули, оставив вообще без праздника.

«Ах, какой же ты умный, Хозяин Архипелага, – едва не всхлипнула Джойана, снова чувствуя себя пулей, попавшей в мишень. – Ты сразу понял. Все и сразу… Прости меня, Вилдайр, если сможешь».

– Добрый день, моя леди. Рад видеть вас в добром здравии.

И чувствительная к вибрации, как все остальные шуриа, Джона почувствовала легкое дрожание его губ на своем запястье.

– Приветствую, господин Акэлиа.

– Здравствуйте, сир, – чопорно молвил Эгнайр.

Самое поразительное было в том, что и его глаза наполнились смертельной тоской. Они оказались удивительно похожи. Почти одно лицо, на котором написана неизбывная грусть и невозможность исправить содеянное не ими, но непоправимое.

– Вашу мать звали Таррвэйн?

Молодой человек опешил от неожиданности. Он, похоже, ожидал любого вопроса, кроме этого.

– Д-да, сир. Именно таково было ее имя.

– Мне сообщили, что она умерла. Как это случилось?

– Чахотка, сир. Хотя в последнее время мы жили порознь, и я не знал о смертельном развитии ее болезни.

Вилдайр не сдержал горестного вздоха. Его дочь, его и Аслэйг дочь умерла.

– Когда и где она погребена?

– На стародиллайнском некрополе, сир. Я не успел…

– Понятно. Сохранился ли у вас портрет моей… вашей матушки, сударь? Если – да, то мне хотелось бы взглянуть.

– Нет, к сожалению. Матушка никогда не заказывала миниатюр на память, а художник был нам не по карману.

Ни к чему не обязывающий разговор двух посторонних мужчин. Они бы прекрасно обошлись один без другого еще двести лет и спокойно спали бы, не ведая о родстве. Эгнайр для своего деда – всего лишь искаженное отражение Таррвэйн, дочери Аслэйг. Вилдайр для внука… Более всего юноша походил сейчас на человека, смотревшего на солнце. Глаза его навеки обожгло недосягаемое величие Священного Князя, то самое, которое не передается по наследству, как цвет волос или черты лица, но которое можно заслужить веками службы своему народу. Вилдайр разочарован, Эгнайр надломлен, и оба знают, кто виноват. А кто традиционно повинен во всех бедах ролфи? Конечно, шуриа.

– Очень жаль, что не сохранилось никакого изображения вашей матушки. М-да…

Повисло тягостное молчание, разговор не желал клеиться. Да и стоило ли его продолжать?