Евгений Малинин - Маг
Мы двинулись дальше по лестнице. Постепенно становилось все темнее и темнее. Наконец мы оказались в полумраке начала тоннеля. Здесь я повернулся к нашим маленьким друзьям и опустился на одно колено.
– Наверное, здесь нам надо проститься?… – пробормотал я, жадно разглядывая толстощекие курносые лица. Оба гнома одновременно вздохнули, но первым заговорил, как всегда, Опин:
– Да уж, мы дальше не пойдем, пожалуй…
– Нет, не пойдем… – подхватил Зопин.
– Так что, счастливо тебе, Белоголовый, и тебе, принц, и тебе, черный, усатый… – Опин неожиданно протянул руку и погладил Ваньку по загривку. Кот в ответ мурлыкнул и лизнул здоровенную гномью ладошку.
– Я тоже хочу зверя погладить… – тут же заявил Зопин и протянул свою руку. Ванька с благодарностью принял и его ласку, хотя обычно он не был склонен к такому явному проявлению чувств. И тут я спохватился:
– Послушайте, ребята, а если вы отсюда начнете обрушение тоннеля, вас самих-то под башней не завалит?
Опин покровительственно улыбнулся:
– Еще не бывало такого, чтобы гнома и вдруг завалило…
– Да уж больно хозяева здесь были подлые… Мы же так и не знаем всех их хитростей и приемов…
Опин свел брови и наставительно произнес:
– Против гнома нет приема…
– Ага, – подхватил Зопин, – окромя другого гнома… – И оба неожиданно весело заржали. И похоже, после этой незатейливой шуточки наше общее напряжение спало.
– Значит, минут через сорок вы спокойно обрушиваете этот тоннель, – повторил я прежнюю договоренность. Гномы согласно закивали колпачками. Данила обнял обоих друзей, бормоча:
– Спасибо за все… – а затем мы осторожно двинулись по темному тоннелю в сторону нашего санаторского подвала.
Почти мгновенно стало совсем темно. Гномы пропали за спиной, даже их говорок словно увяз и растворился в обступившей нас кромешной тьме. Я привычно щелкнул пальцами и пустил впереди слабый, трепещущий голубоватый лепесток огня. Он не мог разогнать тьму, но хотя бы бросал слабый отсвет на выложенный кирпичом пол тоннеля.
Мы шли медленно и молча, задумавшись о своем. Даже Ванька как-то притих. Однако, когда мы прошли около половины пути, именно он первым подал сигнал опасности, внезапно царапнув меня по запястью. Я очнулся от размышлений и бросил взгляд на кота. Тот, вздыбив загривок, уставил свои зеленые внимательные глаза в темноту, притаившуюся за огоньком. И вдруг из этой бархатной, почти осязаемой черноты послышался далекий короткий смешок, а следом за этим прямо в мой мерцавший впереди огонек ударила яркая зеленовато-желтая молния.
За долгие три секунды, которые понадобились этому ветвистому созданию, чтобы выскочить из ничего, пропахать темноту, затрещавшую, словно раздираемая в клочья прочная ткань, и, разбрасывая оранжевые искры, окружить своими изломанными щупальцами пространство вокруг моего слабого светлячка, мне удалось сформировать щит и бросить его навстречу удару. Щит был слабым, он не смог поглотить весь поток взбесившейся энергии, но прикрыл нас, отбросив извивающиеся разряды в стороны. Они врезались всей своей мощью в облицованные кирпичом стены тоннеля, и стены пошли волной, как будто полотно кирпичной кладки встряхнула невидимая гигантская рука. Некоторые кирпичи вырывались из стены и взрывались в воздухе сухой красной шрапнелью. И тут же тоннель начал стремительно обваливаться.
Я прижал к себе Ваньку, подхватил второй рукой Данилу и что было мочи бросился назад, в темноту, в мир, из которого мы только что ушли.
Колени у меня подгибались, голую спину опалял жар мгновенно раскалившегося кирпича, над головой свистели кирпичные осколки, мои легкие, с хрипом выдохнув, торопились забрать новую порцию пропитанного пылью воздуха, а ноги пытались опередить грохочущий за спиной обвал. Уже почти ослепнув и не чувствуя подошвами пола, я вывалился в полумрак площадки храмовой башни, споткнулся и покатился по полу, роняя по дороге кота и Данилу и моля Господа, чтобы засунутая за пояс дага не располосовала мне живот. Ударившись головой о первую ступеньку лестницы, я выпал из бытия в прекрасное и доброе бессознание.
Первое, что я почувствовал, придя в себя, были яркий свет за моими зажмуренными веками и тоненькая, холодная струйка воды, омывавшая мое лицо в попытке нащупать губы. Эта благословенная струйка сопровождалась до боли родным и знакомым ворчанием:
– Ну, Белоголовый, ты и силен!… Это ж надо, голыми руками кладку в два кирпича разметать… И бегаешь ты поразительно быстро – хоть сейчас в скороходы записывать можно…
– Опин, – растянул я губы в улыбке, – значит, я успел?…
– Ну, ты так торопился, что вряд ли мог опоздать… – довольно ответил Опин.
– Это он по нам так соскучился!… – гордо прибавил Зопин. – Зверь и маленький колдун очень не хотели возвращаться, а Белоголовый их под мышку и бегом к нам. Прям как выкатился из тоннеля, так сразу и заявил – я без вас, ребята, жить не могу…
– Ага, – ворчливо добавил Опин, – и тоннель за собой обрушил, чтобы, значит, Ванька с Данилкой от него домой не сбежали.
Я открыл глаза. Надо мной склонились Данила, Опин, Зопин, Многоликий, принц, Навт, рядом с моей головой сидел Ванька и, склонив свою черную башку, заглядывал мне в глаза. Для полного счастья не хватало только Людмилы и Володьки, но они, как я сразу вспомнил, стали безнадежно недоступны. Я собрался с силами и попытался сесть. С помощью гномов мне это удалось. И тут в разговор вступил Многоликий.
– Так что же там, под землей случилось? Почему вы не ушли? И почему тоннель обрушился, если гномы его не трогали?
Я долго-долго не отвечал на его вопросы, и в моей голове проскакивали те полминуты, что в мгновение ока перевернули всю ситуацию и отрезали меня от дома. Потом я взглянул в глаза терпеливо ожидавшему ответа Многоликому.
– По всей вероятности, мы встретили в подземном тоннеле Единого-Сущего. Он возвращался в свой Храм. К сожалению, он первым нас заметил, вернее, не нас, а тот огонек, который я запустил перед собой. Он и ударил-то на его свет… Поторопился… Если бы огонек был рядом с нами, нам бы не поздоровилось. Да еще спасибо Ваньке, он меня предупредил, – я поднял руку и показал исцарапанное запястье, – и я успел поставить щит. Так что удар отбросило в стены, вот они и посыпались…
– Вот видишь, – обрадовался Опин. – Я тебе говорил, что Белоголовый не виноват. А ты все: «Головой в стену врезался!… Головой в стену врезался!…»
– Ну я же не знал, что по этой кирпичной дырке еще и Единый с Сущным шастают… А когда гул-то из нее раздался, я и подумал – Белоголовый лбом врезался… – Зопин покраснел, понимая, что его догадка уж больно для меня неприятна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});