Лев Гроссман - Волшебники

— Джейн Четуин, не так ли?

Весело улыбаясь, она кивнула.

— Воображаю, сколько стоит теперь мой автограф, — сказала она, показывая на рукопись. — Иногда я подумываю обратиться с этим в издательство — просто так, посмотреть, что выйдет.

— Они сочтут, что вы чересчур задержались в детстве. — Квентин отложил рукопись. Он был очень юн, когда встретил эту женщину в первый раз, но теперь перестал быть юным. Как же я вырос с тех пор, сказал бы ее брат Мартин. Ее улыбка больше не казалась ему такой уж неотразимой. — Вы и Часовщицей были, ведь верно?

— Была и осталась. — Она изобразила реверанс, не вставая с места. — Теперь, когда Мартина больше нет, можно бы и на покой, но я только начала получать от этого удовольствие.

Ответная улыбка у Квентина не получалась при всем желании. Он был не в настроении улыбаться — он сам не знал, что чувствует в этот момент.

Джейн сидела не шевелясь и разглядывала его, как в тот первый день. Магия и память окружали ее загадочным ореолом. Подумать только, что это она рассказывала Пловеру истории, на которых он, Квентин, вырос. Как же все связано в этой жизни. Закатное солнце раскрашивало белое покрывало на кровати в палевые тона, размывало все очертания.

— Это же бессмысленно, — сказал Квентин. — Зачем вы все это делали — останавливали время и прочее?

Она достала из-под плаща карманные часы, большие и круглые, как гранат.

— Они мне достались без всякой инструкции — пришлось экспериментировать. Не все удавалось сразу: был, например, один особенно длинный день… — Она состроила рожицу. Выговор у нее был в точности как у Мартина. — Меня неправильно поняли, да еще и Пловер насочинял от себя. Он обладал таким буйным воображением… — Она потрясла головой, как будто сила воображения Пловера была во всей этой истории самым невероятным. — Не забывай также, что мне тогда было всего тринадцать, и магии меня никто не учил. Приходилось все постигать самой — боюсь, я так и осталась колдуньей-любительницей.

— Значит, все, что делала Часовщица…

— В основном это соответствует фактам, но заметь, что Часовщица ни разу никого не убила. Да, порой я срезала углы и могла навредить кому-то, но моей основной задачей было остановить Мартина — ее я и выполняла. Взять хоть часовые деревья, — усмехнулась она. — Блестящая мысль. При всей своей бесполезности они наводили настоящий ужас на Мартина! Правда, смешно? Он просто не мог понять, для чего они.

Ее глаза заволоклись слезами, которые она тут же сморгнула.

— Я все время твержу себе, что мы его потеряли еще в тот вечер, когда он ушел от нас в лес. После этого он перестал быть собой и все равно что умер. Это правда, но ведь Четуинов, кроме меня, больше нет. Монстр по имени Мартин был последним из нашей семьи.

— И мы убили его, — холодно сказал Квентин. Чувство, которое он раньше затруднялся определить, проявляло все признаки ярости. Эта женщина манипулировала ими, как своими игрушками. Если пара игрушек сломается — ничего! В этом и заключался подлинный смысл всей истории. Она послала их в Филлори искать Мар тина и пуговицу Лавледи скорее всего подсунула тоже она, только это теперь не важно. Все кончено. Элис мертва.

Квентин встал. Пахнущий травой бриз шевелил зеленые занавески.

— Да, вы убили его, — подтвердила Джейн Четуин. — Мы победили.

— Победили? — Он не мог больше сдерживаться. Все горе и чувство вины, которые он так старательно прятал, нахлынули вмиг. Лед ломался, пруд закипал. — Ты таскаешь в кармане машину времени, но ничего лучшего не придумала? Ты нас подставила, Джейн, или кто ты там, к бесу, такая. Мы искали приключений, а ты нас толкнула на самоубийство. Из-за тебя погибли мои друзья. И Элис. — Он тяжело сглотнул, прежде чем продолжать. — Неужели ты не могла решить все как-то иначе?

— Мне жаль, — потупилась Джейн.

— Тебе жаль. Прекрасно. Докажи, что ты сожалеешь. Используй свои часы и верни нас обратно в прошлое. Давай все исправим.

— Нельзя, Квентин.

— Что значит нельзя? Еще как можно.

Он говорил все громче и сверлил ее взглядом. Надавить как следует, и она согласится. Он заставит ее, не словами, так силой. Женщина она хрупкая, и по части магии он тоже намного сильнее.

— Ты должен понять. — Она говорила мягко, словно вымаливала прощение. — Я волшебница, но не богиня. Я много раз пробовала, исследовала различные линии времени. Многих посылала воевать с Мартином. Не заставляй меня читать тебе лекцию на тему хронологических манипуляций. Одна переменная величина меняет все остальное. Думаешь, вы первые сошлись с Мартином в той пещере? Думаешь, вы впервые сошлись с ним? Эта битва происходила снова и снова. Все каждый раз погибали, и я переводила часы назад. Этот финал, каким бы плохим он ни был, лучший из всех. Только тебе и твоим друзьям удалось остановить его, Квентин. От добра добра не ищут. Нельзя рисковать всем, чего мы сумели достигнуть.

Квентин, вибрируя от ярости, скрестил руки.

— Значит, так. Вернемся к самому началу, к «Миру в футляре часов». Остановим его еще перед Филлори. Найди такую линию, где он вообще не суется в эти часы.

— Я пробовала, Квентин! Пробовала тысячу раз. Нет такого варианта, где он не делал бы этого. Я устала, довольно с меня. Устала сражаться с тем, что было когда-то Мартином. Ты потерял Элис, я — брата.

Ее глаза действительно уходили куда-то вдаль, в мир, куда ей не было доступа. Гневные пары, как Квентин ни разводил их, начали понемногу падать.

Он все-таки сделал свой выпад, но она опередила его. То ли эта сцена уже проигрывалась в других параллелях, то ли Джейн разгадала его заранее. Он еще мчался к ней, когда она швырнула свои часы об стену.

Они лопнули, как переспелый плод, зазвенели, как мешок никелей. Стекло разбилось, колесики и пружинки запрыгали по полу, точно жемчуг с порванной нити.

Джейн с вызовом, тяжело дыша, смотрела на Квентина. Он созерцал обломки часов.

— Вот так, — сказала она. — Пора оплакать свои потери и жить с тем, что у нас осталось. Сожалею, что не посвятила тебя в суть дела раньше, когда еще было не слишком поздно — но я слишком нуждалась в тебе, чтобы говорить правду.

Она взяла его за щеки, пригнула к себе, поцеловала в лоб. В комнате стало совсем темно. Джейн с легким скрипом открыла дверь в тихий весенний вечер.

— Постарайся не судить Мартина слишком строго. Пловер проходу ему не давал, так и норовил зажать его где-нибудь. Из-за этого он, думаю, и ушел в Филлори. Зачем, по-твоему, он забрался в часы? Чтобы спрятаться.

Сказав это, она ушла. Квентин поплелся закрывать за ней дверь, хрустя обломками бывших часов.