Владыка бури - Дари Псов
Мрачноглаз поднялся и пошёл в противоположную сторону от движения зацикленного существа. Первак, Сэйфо, Крыс, Принцесса. Он быстро дошёл до тупика с дверью, на которой было написано: “Дворец теней Принцессы”. Вот так удача! Если это, конечно, не какая-то другая Принцесса. Тогда, зная мощность его неудач, эта Принцесса должна будет одержима смертельными ловушками или сражениями с тысячами врагов. Или не “или”, а “и”.
Мрачноглазу был знаком этот дворец — ныне разрушенный дворец Столицы. Это увеличивало шансы на то, что он находится в разуме его Принцессы. Дворец оказался больше, чем он помнил, и намного темнее и холоднее. По его залам гулял ветер, колыхая красные полотна ткани, свисающие с потолка до пола. Казалось, на улице идёт тёмная гроза, но не было слышно ни звука.
Парень отправился во внутренний сад, но прямой путь ему преградил плотный туман. Он казался чем-то чужеродным, и Мрачноглаз не рискнул приближаться к нему. Благо, когда-то Принцесса провела для них с Занозой экскурсию по этому дворцу, и он знал обходной путь. Чем дольше Мрачноглаз шёл, тем более угнетающим казался дворец, особенно от осознания, что он находился внутри его подруги. Или и был его подругой. Это било куда сильнее, чем любой холод или ветер.
Мрачник оказался прав — Принцесса была в саду. Вернее, кто-то был в саду с её силуэтом, но её закрывала плотная чёрная тень, похожая на меч Доминики. Да и сам сад не был садом, а просто территорией с мёртвыми растениями.
— Принцесса? — осторожно спросил Мрачноглаз, шагнув в сад.
Тень Принцессы отвлеклась от созерцания мёртвых растений и настороженно повернула голову к источнику звука. По всему дворцу раздался голос Рексаны:
— Так дочь, любящая свою мать на 10, не поступает. Это больше похоже на 3. Не удивляйся, Дара, если и я буду к тебе относится на 3.
Тень вздрогнула и слегка уменьшилась.
— Принцесса, — Мрачноглаз сделал ещё один шаг к Принцессе.
Она не реагировала, только растения начали гнить.
— Принцесса! — Мрачноглаз решительно прошагал к Принцессе и дотронулся до неё.
И он понял. Её чувства стали его чувствами. Он понял, как одиноко расти в полупустом дворце. Он понял, как жить, когда твой отец пытается убить твою мать. Он понял, как иметь мать — главу культа Гордыни. Он понял, как можно циклами сдерживать любовь, и что его собственный внутренний контроль по сравнению с этим выглядит бледным и хилым. И что теперь сдерживания больше нет, и этот поток нельзя контролировать, как нельзя руками контролировать безумный водопад. И он понял, как радостно теперь иметь друзей и как радостно отправиться с ними в приключение. Он понял.
Перед ним стояла Принцесса, вернувшая свои цвета:
— Так ты её так любишь, да? — произнесла она, а затем обняла Мрачника.
Сгнившие растения начали наливаться жизнью и расти, к ним тоже вернулись цвета, на некоторых распустились цветы.
Им пришлось посетить ещё несколько разумов во время поиска остальных. В “Оружейной Пискли” Принцесса забрала Писклю, мирно спящего на оружейной стойке в окружении неживых мечей. Собственно, кроме оружейных стоек и мечей тут ничего не было, но выглядел мир обычным складом, что само по себе было необычно в окружении других миров. Когда девушка взяла его за рукоять, он недовольно звякнул, словно она пыталась разбудить того кто намеревался хорошенько поспать.
В другом месте, называвшемся “Великолепный дворец из алебастра и грутсланговой кости Широ”, их взору предстала ужасающая конструкция из костей, в том числе человеческих, которую строил ребёнок на небольшом острове посреди озера. И ребёнок, и дворец с любопытством посмотрели на них, прежде чем они поспешили прочь.
Так же они попали в весьма неприличное пространство. Или же его захватила толпа неприличных людей. Одна пара заметно бросалась в глаза свои контрастом — огромный северянин и южанка, напоминающая Самиру, с голубыми глазами и прямыми чёрными волосами. Она отвлеклась от очень плотного разговора со своим избранником и окинула Принцессу и Мрачноглаза надменным и чуть насмешливым взглядом. Точно родственница Самиры. Мрачноглаз чувствуя, как расширяются его границы смущения, поспешил к выходу, но Принцесса не желала уходить, и ему пришлось уволакивать её силой.
Сэйфо они нашли в “Плохой земле Сэйфо”. Надпись не обманула — там действительно была плохая земля, в виде огромной круглой впадины, в которую они и вывалились. Воздух тут тоже не был расположен к нахождению в лёгких. По краям впадины мерцали тёмные человеческие силуэты, а также Мрачноглаз заметил тот же туман, что и во дворце теней. Небо было плотно затянуто тёмными тучами, словно отражающими землю под ними.
— Сэйфо казался мне более весёлым, а он такой же мрачный, как мы, — заметила Принцесса.
Когда компания подошла к центру этой земной чаши, в нём взметнулся яростный огонь до небес (хоть и довольно низких). Воздух вокруг, и без того недружелюбный, стал расплывчатым, затрудняя теперь зрение.
— Принцесса, Мрачноглаз, — раздался пламенный голос Сэйфо. — Вы чувствуете, как легко гореть? Это так освобождает. Давайте гореть вместе!
— Его ярость воплотилась в огне? Как банально, — прокомментировал Пискля. — Но что ещё ожидать от этих Детей Огня?
Мрачноглаз взглянул на Принцессу, та ответила жестом неуверенности. Тогда Мрачник коснулся Сэйфо-огня.
Он понял, как можно ненавидеть Доминику и тех, кто не хочет ей сопротивляться. Он понял, как сложно найти общий язык с отцом, застрявшим в прошлом. Он понял, как жить, потеряв мать в раннем возрасте. Он понял, как можно сильно можно любить женщин вообще. И он понял, как можно чувствовать одиночество даже в окружении соотечественников.
Многие окружающие его люди испытывают одиночество. Что же это выходит? Это нормально? До этого он чувствовал стыд за своё чувство одиночества, хотя был окружён друзьями и родными. У него были Мясо и Хохотун, и лежать на траве и смотреть на завихрения облаков, желая большего, казалось неправильно. Но, наверное, это нормально, особенно когда теперь он в компании таких же одиноких людей. Теперь мы можем чувствовать себя одинокими вместе.
Сэйфо прекратил гореть и стал самим собой — мускулистым южанином из плоти и антагонизма.
— Мрачноглаз, ты пытался меня спасти, толкнув на землю, — сказал он обыденным тоном. — Попытка была ужасной и
