Страсти по Фоме. Книга 1 - Сергей Викторович Осипов
— Зато она меня не забудет! Скажет, твою мать, ты что совсем меня забыл, алкоголик несчастный?!
Нарколог подозрительно посмотрел на него.
— Она что к вам приходит? — вкрадчиво спросил он.
— О чем и речь! Что мне с ней делать? Не пить-то я могу хоть пару дней, да больше!
Нарколог стал внимательным-внимательным. Ирина еле увела его от психушки.
— Ты что, с ума сошел? Что ты там наплел? Не можешь просто жить по распорядку?
Она заставила-таки его написать распорядок и жить по нему примерно полдня, пока Фомин не наткнулся на пункт «культурные мероприятия» и тут же не вспомнил Лешу.
Следующим этапом было общество анонимных алкоголиков. Встаешь и говоришь: я, Иван Забубуев-с-утра, во-от с таким стажем! Семья по барабану, дети по помойкам, сам себя ненавижу, всех — тоже, помогите, пить не брошу, пока есть рот… нос, уши… в конце концов, клизма!..
Фомин так наслушался и проникся этими покаяниями, что напоил после собрания сразу всех, кто был в обществе, и был изгнан с позорной для членов клуба анонимщиков формулировкой «за нарушение анонимности». Якобы он всех подзывал к стойке со словами: «Эй ты, фамилия… имя… отчество, алкоголик анонимный, будешь еще коньячку?»
Но Ирина не сдавалась и Фомин пошел кодироваться.
— Ты умрешь! — с ненавистью сказал ему кодировщик (Так надо, объяснил он Ирине до этого). — Ты умрешь, если выпьешь хоть каплю спиртного в течение десяти лет! Умрешь в страшных мучениях!
— От капли коньяка? — не поверил Фомин.
— Даже пива! — было заказано ему.
Фомин проверил прямо на выходе, у ларька, пока Ирина рассчитывалась с гипнотизером. Ирина потребовала деньги обратно, и Фомину пришлось повторить это дважды — то есть, выпить. Кодировщик глазам своим не верил и деньги возвращать не хотел.
— Он все равно умрет! — зло и настойчиво убеждал он Ирину. — Не сегодня завтра!
— Вот тогда я вам и заплачу! — сказала Ирина.
— А как я узнаю?..
Разговор получался серьезный. Прямо при покойнике.
— Из газет! — отрезала Ирина, в смысле: не на ту напал, дядя!..
Пришлось вернуть денежки.
Фомина удивило только одно: Ирина была в бешенстве, что он остался жив?..
— Ты за что платила? — поинтересовался он у нее, стоя у того же ларька, спасителя денег. — За то чтобы я завязал или сдох?
Ирина только расплакалась:
— Господи!.. Сколько я еще буду с тобой мучиться?..
Фомин не знал.
— Вот вылечу и уйду! — пригрозила она.
После этого не подчиниться ей было нельзя. Он мотался по церквам и монастырям, бил поклоны в каких-то подвалах среди белых балахонов, выходил ночью со свечей и крестом. Только что кошек не ловил по крышам.
Увешанный талисманами, пропахший благовонными дымами и зловонными парами, стоял Фомин в толпе таких же несчастных или один и повторял слова молитвы, заговора за очередным батюшкой-чудодеем или старушкой-ворожеей, а перед глазами стояла его почерневшая подруга, старая карга Пушта и хохотала гнилыми зубами: «Ну и не будешь ты пить, а я-то останусь! Ты же так и не понял, зачем ты! Неужели затем, чтобы не пить, а, дубина?»
И Фомин напивался прямо в амулетах и заговоренных крестах, иной раз при чудодее.
— Я тебя торпедирую! — грозила Ирина, твердо веря, что уж это не подведет
Даже Высоцкому помогало. Это не какие-то там пассы-выкрутасы, чих в глаза, это настоящая медицина, не какая-нибудь народная, была твердо уверена она…
— Ну торпедируй! — сказал он, зная, что от нее не отделаешься.
И торпедировался. Вшили по-честному, все показали с зеркалом: где разрезали, что вставили. Ирина просила даже двойной заряд зашить. «Вы что, девушка, — сказали ей. — Взяли бы сразу денатуратом напоили или бритвой по горлу, вас бы оправдали!»
Фомин хохотал.
— Это она от волнения, — объяснил он, и поинтересовался:
— Уже прижилось? Нельзя уже?..
Имея в виду — пить…
— Да, молодой человек, — скорбно сказали ему такие же горькие пьяницы, только в халатах. — Теперь, как минимум, год… А через год, если уж очень захочется, что вряд ли, приходите, вырежем. Тогда медицина будет бессильна…
Но Фомин хотел доказать ее бессилие уже сейчас, немедленно. Ему хотелось унять, наконец, Ирину, а заодно и этих торпедоносцев, свято верящих в химию.
— Так точно уже нельзя, прижилось?
— Хана, парень! — по свойски пожалел его один из фельдшеров, с которым они потом сильно подружились.
Понятно, что у Фомина уже было припасено, и не какой-нибудь там, а «Васпуракан». А потом весь «Склиф» стоял на ушах, ничего не понимая, а Ирина разуверилась и в традициях. Бедный Гиппократ, Гален и сам Склифосовский, не имеющие, в общем, никакого отношения к торпедному подразделению! Что им пришлось выслушать в коридорах прославленного заведения?! А уж что услышали про себя живые эскулапы!..
— Да идите вы к черту со своим алкоголиком!.. к другой больнице! — опомнившись, посоветовали они. — Отвечать еще за него!..
— Он же у вас ненормальный! — уверяли Ирину.
— Это я и сама знаю! — огрызалась она. — А вот что у вас за лекарства такие? Левые?
— Нормальные лекарства! Убивают сразу!.. А вот ваша ретивость нам очень даже непонятна! Хотя, понятна! Сами провоцируете? Такого мужика! У нас, между прочим, его паспортные данные остались, имейте в виду!.. Парень, держись, нас не переделаешь!
И рука в приветственном кулаке:
— Ром в рот!
— Рот в ром!
Ирина плюнула на Фомина. Вернее, на его пьянство.
— Все, я от тебя уйду! — пообещала она в очередной раз.
Он облегченно вздохнул и выбросил распорядок дня к чертовой матери вместе с программками клуба анонимных алкоголиков…
