Вик Разрушитель (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

Аксинья покачала головой, не соглашаясь со словами мужа.

– Несомненно, приказ будет исполнен. Только я не забыла, как Ирина с Еленой за твоей спиной шептались, как лучше выставить меня в неприглядном свете, – горько сказала она. – Потеря искры у ребенка прямо указывает на «испорченность» жены, и вы все повелись на эту историю! Я с самого нашего знакомства была верна тебе, Егорша, а ты пошел на поводу старшей жены! А знаешь почему? Потому что моложе, красивее, и сынок мой имел мощный Дар! Я это чувствовала, как и Ирина. И что вышло?

Женщина закусила губу, сдерживая слезы. Не хотелось ей показывать свою слабость перед человеком, которого она очень любила. Но за столько лет любовь превратилась из костра в маленький робкий огонек, который держался невесть на каких чувствах.

– Если ты не доверяешь Ирине и Елене, я предлагаю тебе иной вариант, – успокаиваясь, произнес Мамонов. – Ты едешь со мной в Ленск и поселяешься в родовом особняке. В том, который за рекой в пяти километрах от города. Помнишь? Будешь жить там с Андреем. Я выделю тебе охрану, а слуг ты можешь набрать сама. Я устал от этой ситуации. Пора определяться.

Вариант был неплох, и Аксинья осознавала, что Георгий идет на серьезные уступки. Но за годы разлуки она привыкла к Москве, и покидать город не хотела ни под каким предлогом. У нее были опасения насчет намерений мужа. Стоит только ему получить доступ к сыну и официально доказать свое отцовство, он тут же разведется с Аксиньей. И что потом он с ней сделает? С камнем на шее в воду? Чтобы никто претензий не предъявил?

– Почти пятнадцать лет ты определяешься, Егорша, – с болью произнесла женщина. – Несколько раз присылал своего эмиссара, а мог и сам приехать. Я бы подождала год, два, пять. И я ждала! А ты вместо того, чтобы поговорить со мной, сам пытался втайне от меня искать сына. Теперь-то чего хочешь?

– Твой ответ – нет? – нахмурился Мамонов.

– Давай разведемся, – вздохнула Аксинья. – Я хочу устроит свою жизнь, а вместо этого нахожусь в плену.

– Да ты больная! – воскликнул муж. – Тебе надо подлечиться, успокоить свои нервы, а потом мы спокойно сядем и обсудим, как нам быть.

Наступило долгое и томительное молчание. Аксинья хотела, чтобы Георгий уехал и не терзал ее сердце.

– Я не дам тебе развода, – ответил князь, не дождавшись ответа жены. – Прекрати строить из себя мученицу. Или мы живем вместе, или я в случае твоего отказа заберу Андрея. Ты ничего сделать не сможешь, Ася. Подумай еще раз… Я завтра улетаю в Ленск. Через месяц я вернусь в столицу, и ты дашь окончательный ответ. Извини, мне нужно ехать.

Оставшись одна, Аксинья присела на диван и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от плача. Хмурый Федор Ильич вошел в гостиную и все понял. Его тяжелая рука легла на голову дочери и ласково погладила шелковистые волосы.

– Ничего, дочь, – сказал он в пустоту. – Внук уже не маленькое дитя, соображать должен. Не купит Георгий его любовь, шиш ему. А ты поговори с Андреем, признайся во всем. Пусть парень сам решит, что делать и как жить. Только сделай это раньше мужа.

– Он уехал в Крым, – по-детски шмыгнула носом Аксинья. – Иван Булгаков предупредил, что на два месяца минимум.

– А ты поезжай туда, – неожиданно предложил отец. – Я скажу Матвею, чтобы тебя сопроводил. С охраной. Найди мальчишку, откройся ему.

– Он проклянет меня!

– И поделом будет! – тяжело задышал Гусаров. – Учудили, одни слова матерные на язык просятся! Внука меня лишили, прятали все эти годы! Езжай, пока поздно не стало!

На следующий день вся наша компания собралась на пляж. Знаменитые евпаторийские пески тянулся на многие сотни метров, и выбрать для себя подходящее место не составило труда. Светлана, знавшая город как свои пять пальцев, привела нас в уютное местечко, где не было столпотворения и можно было спокойно потренироваться. Тут же обнаружился павильон с надписью «Аренда зонтов и шезлонгов». Протянувшаяся вдоль берега линия кипарисов прекрасно защищала от жаркого солнца. Для кого-то нега, а мне в компании с акробатками пришлось отрабатывать различные комбинации в движениях. Больше всего меня злило, что Куракин, увязавшийся за нами со своей свитой, расположился в тени деревьев и внимательно следил за своей девушкой.

Я понимал, что ему неприятно видеть, как будущая жена постоянно оказывается в объятиях какого-то малолетнего типа. Впрочем, не зная моего возраста, легко было ошибиться. Все-таки физические упражнения на полигоне меня здорово выбросили вверх, и издали можно было дать лет шестнадцать, не меньше.

Но я ничего не мог поделать, чтобы снизить неприязнь Куракина. Кирш требовал тщательной отработки каждого элемента, даже самолично хлопал в ладоши, выбирая нужные такты, покрикивал и возмущался, если мы совершали ошибки.

А длинноногая загорелая красавица как будто знала, что Алексей пышет злостью, и так волнительно прижималась ко мне во время танца, что я всерьез стал опасаться за свою жизнь. Но как мне быть, если номера, которые мы должны исполнять, подразумевают всевозможные поддержки, и мои руки непроизвольно оказываются на аппетитных и соблазнительных частях тела Наташи! А девушка еще и в купальнике!

Интересно, Куракин даст мне вернуться из Крыма живым? Или в море утопит?

Накупавшись и позагорав, мы вернулись в особняк, а вечером приехали Артем с Димкой-кощуном и с Григорием. Эта троица внесла большое оживление. В саду гремела музыка, молодежь танцевала, а мне стало грустно. Мысль, что я чужой в этом веселье, обожгла своей внезапной откровенностью. Кто я такой? Зачем мне дан странный по меркам этого мира Дар? От него сплошные проблемы. Жить в постоянном напряжении, что кто-то всемогущий уже давно решил за тебя куда идти, с кем дружить, а кому служить?

Я незаметно покинул веселую вечеринку и нырнул в какие-то пышные кустарники, за которыми находился высокий решетчатый забор. Захотелось сделать глупость – убежать на пляж, искупаться в теплом вечернем море.

С территории особняка меня не выпустят. На выходе стоит охрана. Видеокамеры и сигнальные магические артефакты опоясывают периметр особняка. Вряд ли получится перелезть через забор. Сразу же тревогу поднимут.

Вздохнув, я покинул заросли и вышел на освещенную дорожку, ведущую к журчащему фонтану. Возле него виднелась одинокая фигурка в коротком платье. Чем-то ее заинтересовала переливающаяся разноцветными бликами водная поверхность. Подойдя ближе, я спросил:

– Тоже маешься, места себе не находишь?

Наташа вздрогнула и обернулась. На лице глубокая задумчивость. Увидев меня, кивнула:

– Не нахожу, Вик. Что-то не по себе. Накатило странное чувство. Словно предчувствие нехорошее. Или я так переживаю за наше выступление?

Я сел на краешек каменной чаши и пренебрежительно махнул рукой:

– Да брось. Это все чепуха. Выступим нормально, возьмем какой-нибудь приз. Или не хочешь уже?

– Меня Куракин беспокоит, – снова вздрогнула Наташа. А вечер теплый, ласково бархатистый. – У меня от бабки передался Дар чувствовать. Я его совсем не развивала, но кое-что могу. Внутри словно лапа сердце сжимает, а потом чуть ослабит – и снова жмет.

– Почему именно Куракин? – стало мне любопытно. Опустил руку в воду, ощутил прохладу. – Тебе он не нравится?

– Ой, Викеша, не задавай ты девушке такие вопросы! – засмеялась Тучкова, обхватив себя за плечи. – Если бы знать, что именно меня гложет! Куракин… Алексей завидный жених, мечта многих дворянских девиц; я с родителями не спорю. Да меня и не торопят под венец. Слишком еще рано. Надо гимназию закончить, хорошее образование получить. Куракин подождет. Что-то близкое, со мною связанное, гложет.

– Ты сейчас накрутишь себя перед турниром, – грубовато говорю я. – У меня с самого приюта такие ощущения. Хожу и оглядываюсь, как бы не прилетело.

Наташа улыбнулась.

– Ты забавный, Вик, – она посмотрела на меня с нескрываемым любопытством. – Вроде бы и не отличаешься от других мальчишек, а вот что-то в тебе есть странное и недосягаемое.