Мария Ермакова - Зеркала

Инвари заткнул уши, пытаясь избавиться от отвратительного звука, и вдруг заметил, что Грешник исчез. Он растерянно огляделся, вмиг позабыв о хохоте, и в очередной раз приготовился умереть, сражаясь.

— Готов? — лаконично поинтересовалась тень-убийца. — Все вы обманщики! Даже после смерти.

Она протянула к Инвари наливающуюся силой длань.

— С моими спутниками все будет в порядке? — торопливо поинтересовался тот.

— Обещаем, — ответили из-за спины. — Мы просто выдворим их с охраняемой территории.

И в этот миг сильные руки разорвали снаружи туманный круг. На победно гарцующей кобылке внутрь ворвался высокий темный всадник, похожий на лесное божество. Он ловко спрыгнул со спины лошади и, бросившись к Инвари, закрыл его своим телом. Тот не поверил глазам своим. Пришедший, не обращая внимания на угрожающе сияющую «руку» тени, обратился к ней почтительно, хотя и бесстрашно. Инвари не понял ни слова. И немудрено, ибо прибывший говорил на певучем языке сотайров. По мере их разговора сила, наполняющая тень постепенно угасала, пока не потухла совсем. Тень подплыла совсем близко к Инвари, словно заглядывая ему в лицо, остальные тоже придвинулись ближе. Юношу зазнобило, но он не опустил головы, глядя в самый центр пульсирующего облака. Ему показалось, он увидел…

— Аф поручился за тебя и твоих спутников честью своего рода, — зашелестела тень, — и если ты подведешь его, он убьет тебя, чтобы смыть позор кровью. Ты понимаешь?

Инвари перевел изумленный взгляд на флавина.

— Убью, — спокойно подтвердил тот, глядя ему прямо в глаза и не замечая в них ни тревоги, ни испуга, только искреннюю радость от своего возвращения.

— Я все понимаю, — облегченно вздохнул Инвари.

Ради Афа он был готов на что угодно.

Прошелестел ветер. Туман рассеялся. Вернулась легкость, звуки, краски. Хранители отпустили их. Исчезли.

Инвари благодарно улыбался флавину, не в силах произнести ни слова от переполнявших его чувств.

— Закуси тобою мышь! — позабыв об осторожной тишине леса, заорал Шторм. — Чудесное спасение монаха! Возвращение Афа! Как добры Боги! Наверное, у них сегодня вечеринка.

Он подошел, стряхивая с себя последние остатки наваждения.

— Вы больше не сердитесь на нас? — в густом голосе гиганта виноватые нотки звучали забавно, но искренне.

Флавин загадочно улыбнулся.

Старик, приволакивая ногу, с которой еще ни спало оцепенение, поспешил к ним.

— Старый друг! — только и сказал он, крепко пожимая протянутую руку.

Инвари с удивлением оглядывался — было совсем темно. И если наверху еще царили сумерки, то здесь, под кронами охов уже наступила ночь. Хотя, как ему казалось, с момента встречи с Хранителями прошло не больше часа.

— Уйдем отсюда, — вскакивая в седло, сказал Аф. — Здесь, неподалеку есть хорошее место для ночлега. Завтра мы покинем Сердце и проследуем мимо оставленного лагеря. Заедем, проверим его. После чего отправимся в новый лагерь Гэри.

Он говорил обычным тоном, словно ничего и не случилось, и по всему было видно, что давать какие бы то ни было объяснения он не намерен. Но, пожалуй, сейчас они никого и не интересовали. Аф вернулся. И это было самое главное.

Опустевший лагерь был взят в кольцо тишины. Многочисленные ямы со следами огня, заваленные известняковыми валунами, землей и уже припорошенные снегом, стали могилами для погибших от чумы. Вокруг них не были высажены погребальные рощи, и это указывало на то, что хоронившие торопились завершить свою печальную работу, чтобы убраться подальше от этого гнилого теперь места.

— Хорошо, что эпицентр болезни так глубоко в Чаще, недалеко от Сердца, — заметил Аф, оглядывая могильники. — Животные не являются переносчиками, болезнь присуща только людям, следовательно, вряд ли кто-то разнесет ее нечаянно. А для людей Гэри, единственных, кому известно и доступно это место, оно стало запретным.

— А как же те, что ушли отсюда в разгар болезни? — спросил Шторм.

— Большинство заболевает только в первые три дня.

Флавин оглянулся на дэльфа. Тот стоял у одной из могил, и лицо его было перекошено гримасой страдания. Почувствовав взгляд Афа, он оглянулся.

— Вы смотрите на меня, как на убийцу, не так ли? — горько улыбнулся он. — Что ж, вы правы.

— Нет, юноша, — качнул головой Аф. — Я ни в чем вас не обвиняю. Существует другой — тот, кто выдумал и претворил в жизнь свой ужасный план, воспользовавшись вами.

— Попробуйте объяснить это родным и близким погибших или тем, кому еще предстоит умереть в муках.

— Они не поймут, вы правы, Один. Но в наших силах предотвратить дальнейшие поступки этого безумца.

— Поэтому ты вернулся? — тихо сказал Витольд.

Флавин кивнул.

— И поэтому тоже, старый друг. Но есть и еще одна причина…

— Какая же? — живо среагировал Шторм.

Аф улыбнулся его непосредственности.

— Идите сюда, Один! — позвал он. — Я объясняю лишь единожды.

Он замолчал, ожидая дэльфа. Тот подходил, едва передвигая ноги под тяжестью чужой вины.

— Мое решение покинуть вас было окончательным, — медленно произнес Аф. — До тех пор, пока мне не встретился некто, объяснивший простую истину, которая как-то раньше не приходила мне в голову. Видите ли, история моего народа насчитывает несколько сотен тысяч лет, в то время как вашего — всего несколько тысяч. Вывод из этого настолько очевиден, что я удивляюсь, отчего большинству он неизвестен!

— И какой же это вывод? — снова встрял Шторм.

Он мучительно соображал, пытаясь найти ответ первым.

— Все предельно просто! — улыбнулся флавин. — Посмотри, сказал мне некто, посмотри на их поступки: они благородны и жестоки одновременно, они непосредственны и сложны, они необразованны и гениальны, они не всегда логичны и не всегда последовательны! И они с завидным упорством строят свои замки и играют в свои войны, так кого же они напоминают?

Инвари широко раскрыв глаза смотрел на Афа. Он уже слышал эти слова.

— А и верно! — вскричал старик. — Это слишком просто, чтобы быть замеченным!

Шторм, хмурясь, глядел на него. Он никак не мог понять, о чем идет речь.

— Мы на протяжении тысячелетий являемся зрелой цивилизацией, — словно захваченный объяснением продолжал флавин, — вы по сравнению с нами — дети и… это ответ на все вопросы! — он сдержанно улыбнулся. — Детей, сказал мне некто, надо воспитывать, а не бросать на произвол судьбы.

— Кто он, скажи? — допытывался Витольд. — Он — гениальный человек, если своим умом дошел до этого! Я бы хотел увидеть его.