Роберт Говард - ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК. Сага великих битв

Городские пикники прекратились в начале Депрессии. Они возобновились в 1932 году, чтобы через несколько лет вновь — на этот раз навсегда — исчезнуть из жизни Кросс Плэйнс.

Так прошло лето 1920 года — последние счастливые месяцы перед очередной переменой в жизни Роберта, вновь все перевернувшей с ног на голову. Осенью этого года д-р Говард решил пройти шестинедельный врачебный курс «Специальные линзы» в офтальмологическом отделении Высшей Медицинской Школы Университета Нового Орлеана. Так в середине октября семейство Говардов последовало за ним в Новый Орлеан.

Внезапный интерес доктора к офтальмологии, возможно, был обусловлен тяжелыми воспоминаниями о состоянии его матери, которая в последние годы своей жизни полностью лишилась зрения. Однако более вероятным представляется то, что д-ра Говарда беспокоили изменения в его собственном зрении. Как нам известно, начальные симптомы диабета появились у д-ра Говарда еще во время пребывания семьи в Баркетте. Кроме неутолимой жажды и зверского аппетита больные диабетом в начальной его стадии испытывают ослабление зрения. Действительно, позже д-р Говард страдал от катаракты; а диагноз его болезни — диабет — был подтвержден медиками.

В Новом Орлеане Говарды снимали комнаты у обедневших луизианских аристократов по фамилии Даррелл. Между собой члены этой семьи общались по-французски и, хотя родились в этом городе, по-английски говорили с заметным акцентом. Они презирали итальянцев, приехавших в этот южный штат и разбогатевших в результате тяжелой работы и бережливости.

Четырнадцатилетний Роберт был потрясен, наблюдая, как Джо Рицца и его жена сами стоят за прилавком, вскрывая устрицы, хотя всем было известно, что они богаты и владеют сетью итальянских ресторанов. Хотя Роберт не разделял снобистского отношения к ним Дарреллов, тем не. менее мальчик в глубине души считал, что глупо изнурять себя скучной тяжелой работой, когда есть возможность избежать этого.

Годы спустя Говард вспоминал Старый Французский Рынок. В шуме и суете, экзотической смеси самых разнообразных запахов было какое-то старомодное очарование. Здесь он попробовал великолепное креольское блюдо гумбо — суп из стручков бамии, приготовленный по французскому рецепту, а также впервые полакомился различными дарами моря. Единственное, что вызывало у него чувство неловкости, — это толстые громкоголосые итальянки, расхваливающие свои товары. Впоследствии в письмах к Лавкрафту, который, как и Говард, воспитывался в сдержанном духе, он делился своими впечатлениями от шумных откровенных манер уроженцев Средиземноморья.

Живя в Новом Орлеане, Говарды совершали различные ознакомительные экскурсии. Так, они посетили Пончартрэйн, видели сросшиеся дубы, осмотрели развалины испанских укреплений и даже поднимались на лодке на несколько миль вверх по течению Миссисипи, чтобы взглянуть на сохранившиеся старинные дома плантаторов. Говард говорил впоследствии, что остался чрезвычайно доволен тем, что ему удалось увидеть старый город до его переустройства, уничтожившего многие неповторимые черты креольского Нового Орлеана. Так, знаменитые сросшиеся дубы срубил какой-то местный вандал, чтобы поставить на их месте прилавок с хот-догами.

Молодому Роберту нравились музеи Нового Орлеана, особенно те, в которых были представлены экспонаты времен Гражданской войны. Мальчика всегда интересовала история, особенно если она касалась его родного штата.

Хотя исторические повествования Говарда полны рек крови, а в его рассказах непременно встречаются отрубленные головы или конечности, это представляется только бравадой. В реальной жизни он был далек от кровожадности или насилия. Когда, уже будучи взрослым, он беседовал со встретившимся ему в Сан-Антонио жителем Индии, который среди всего прочего рассказал ему о массовой казни коммунистов в Китае, Роберт ощущал позывы к рвоте.

Находясь в Новом Орлеане, Роберт, по его собственным словам, пережил незабываемое впечатление — он стал свидетелем уличной поножовщины, во время которой был убит человек. Долгие годы воспоминания об этом случае вызывали у Говарда ужас днем и кошмары — ночью. Он рассказал об этом инциденте нескольким своим друзьям. Если эта история была очередной выдумкой Роберта, то следует признать ее гораздо более правдоподобной, чем большинство его небылиц. Возможно, потрясенный этим происшествием, он говорил о нем, чтобы избавиться от причиняемого воспоминаниями беспокойства.

Когда семья обосновалась в Новом Орлеане, Роберт первым делом отправился в ближайшую публичную библиотеку. Он обнаружил ее на Кэнал-стрит и провел в ней счастливейшие часы, «проглатывая» одну за другой самые разные книги. Особенно привлекала его история Британии с древнейших времен до завоевания норманнами. Изданная специально для детей книга красочно описывала жизнь и историю пиктов, что обитали в Северной Британии до нашествия римлян. Очарованность этим загадочным смуглокожим народом осталась с Говардом до конца его дней.

Роберт испытывал искреннюю симпатию к пиктам, которые представлялись ему вечной жертвой чужих притязаний. Со свойственным ему сочувствием к побежденным, Роберт в своем воображении изменил историю, нравы и жизненный уклад пиктов. Туземцы, придуманные Говардом, оказались почти полной противоположностью тем, о которых сообщалось в историческом труде. Они также были противоположностью самому Роберту. В книге описывался хитрый и трусливый народ охотников и собирателей плодов, тогда как пикты Говарда— сильные воинственные люди. У настоящих пиктов существовала лишь довольно слабая племенная организация, их жизнь была жестко ограничена многочисленными обычаями и табу. Говард же наделил своих пиктов централизованной властью короля Брана МакМорна. Набор не связанных между собой легенд и суеверий был представлен Говардом как последовательная история минувших славных лет.

В отличие от Роберта-ребенка, который был светловолосым, голубоглазым и худощавым, король пиктов был невысок, коренаст и крепок, со спутанной гривой черных волос и непроницаемыми черными глазами. Этимология его имени — Бран МакМорн, — как объяснял Роберт, была затеряна в древности, хотя фонетически оно совпадает с современным гэлльским Bran Mac Mom, что означает — Ворон, сын Морна-.

Идентификация пиктского короля привела Говарда к поискам корней собственного имени, которое неизменно обладает личной историей, определенным прошлым и предсказуемым будущим, а также служит защитой от враждебно настроенного мира. Хотя у Брана МакМорна нет реального исторического прототипа, противопоставления, используемые в описании его личности имеют художественную значимость.