Наталья Авербух - Ведьма и вампир

— Я готов честью поручиться за свои слова, — холодно бросил барон. — И требую извинений.

Аббат насмешливо поклонился в сторону охаянной им девушки.

— Прошу меня простить, юная госпожа. Но чем этот молодой человек докажет свою невиновность? У предателя нет ни чести, ни права. Пусть барон Фирмин не гневается — поручительства за изменника инквизиция не примет.

Крам страшно побледнел.

— Я готов поклясться — жизнью, душой, Защитником, если не годится моя честь, что свои выводы сделал сам и не получил за них никаких посулов или наград.

— Кому нужна твоя жизнь, щенок? Душу ты продал врагу рода человечества и не имеешь права призывать Защитника.

— Святой отец! Вы оскорбили меня больше, чем это допустимо между двумя свободными людьми! Пусть нас рассудит Защитник! Я полагаюсь на его суд.

— Какой именно суд ты выбираешь? — быстро спросил аббат.

— Поединок!

— Нет, предатель. Не будет тебе поединка. Никто из братьев не скрестит с отступником оружия, что дано лишь для защиты нашей святой веры.

— Тогда…

Крам подошёл к стене и взял горящий факел.

— Какого вы хотите испытания, огнём?

— Ты не осмелишься…

Крам поднёс факел к эмблеме на своём рукаве.

— Именем Защитника я клянусь, что не получал ни просьб, ни приказа от барона Фирмина и его вассалов о том, чтобы обвинить инквизицию в подстроенном нападении на меня — ни прямо, ни через третьих лиц.

Факел прожёг дыру в рукаве и теперь опалял кожу. Магда зажмурилась, Вейма отвернулась, остальные, как завороженные смотрели туда, где огонь не причинял человеку ни малейшего вреда.

— Это колдовство! — закричал аббат.

— То есть, святой отец, вы утверждаете, что можно творить колдовство с именем Защитника на устах? — уточнил председатель. — Мы видим чудо! Молодой человек, верните факел на место.

Крам повиновался и поднял вверх руку. Огонь испортил ткань, но на коже не осталось даже ожога. Кто-то закричал от изумления. Суд Защитника предполагал скорое исцеление поклявшегося от ран, невредимости не ждал никто. Только барон Фирмин да пришедшие с ним проклятые понимали, что видят действие заклинания неуязвимости. Прочие феодалы могли бы и догадаться, но никто из них не использовал этой магии против ожогов… и все твёрдо верили, что упоминание Защитника разрушает даже белое волшебство.

— Я был предан теми, кого считал своими друзьями, учителями и товарищами, — чётко произнёс Крам. — Я не совершил измены: меня предали раньше.

Магда вскрикнула и упала в обморок. Она вместе с Крамом переживала его выступление и, хотя и знала о действии магии (Крама вела его вера в собственную правоту), ужаснулась его смелости. Потом испугалась разоблачения… но дерзкая выходка бывшего инспектора прошла благополучно. Теперь у неё уже не было сил.

— Вы можете её привести в чувство? — шёпотом потребовал барон у вампиров. — Скорее, пока все смотрят на Крама!

Вейма и Лим склонились над приятельницей, прикидывая, хлестать её по щекам или позвать обратно разум.

Тем временем Крам отошёл к трибуне и встал рядом с Виром. Волнение в зале постепенно успокаивалось.

— Наши уважаемые гости, — как ни в чём не бывало заговорил председатель Совета, — просили рассмотреть вопрос о придании инквизиции феодального статуса и предоставления им места и голоса в Ассамблее. — Это прозвучало откровенным издевательством. — Желают ли благородные господа обсудить этот вопрос?

Благородные господа встретили предложение крайне невежливым хохотом, возмущёнными криками, а подросток, который глазел на Нору перед началом, оглушительно засвистел, за что заслужил подзатыльник от своего отца.

— В таком случае, сеньоры, обсудим другие темы, — заключил председатель.

Глава третья. Давняя распря

Вампиры как раз успели привести Магду в чувство к тому моменту, когда спокойствие в зале полностью восстановилось. Инквизиторы сидели как оплёванные, и взгляды, которые они бросали в сторону Крама, не сулили отступнику ничего хорошего.

Сам «предатель» как ни в чём ни бывало тихо беседовал с Виром, посматривая то в зал, то на инквизиторов, то на Совет.

— Как они изменились сегодня! — пробормотала Вейма, обращаясь ко всё ещё бледной подруге. — Чтобы Вир столько говорил… так подробно и вежливо. Да и Крам…

— На Ассамблее все не такие, как в повседневной жизни, — вместо ведьмы ответил барон. — Этикет и ответственность.

— Ваша милость, зачем вы позвали нас с собой? — спросила вампирша. — Мы ведь лишние здесь. И этикета не знаем.

— Я думал, вы можете понадобиться как свидетели.

— Но мы ведь не нужны были!

— Магда нужна. Да и вы. Пусть вы молчали, но вас все видели. А теперь, прошу вас, не отвлекайте меня!

Вампирша насупилась. Нет, вот так вот, в последний день жизни на неё все кричат и командуют! Постыдились бы, с умирающей… И внимания не обращают. Очень хорошее дело — в последний свой час слушать скучнейшие споры на Ассамблее.

А споры действительно были не самым интересным переживанием в жизни вампирши. После драматического разбора нападения на инквизитора, феодалы перешли к разбору текущих тяжб и вопросов, которые они прежде отказывались доверять суждению Совета. Границы владений, охота в общем лесу, согласование пошлин между графствами и герцогствами, дорожные сборы, кому чинить какие тракты, почему пастухи одного барона зарезали овцу, принадлежащую вассалу другого и тому подобная белиберда.

Вейма огляделась. Магда слушала растерянно, её блуждающий взгляд всё чаще останавливался на прожжённом рукаве инквизитора-отступника, Лим ловил чужие эмоции, стараясь разобраться во взаимоотношениях между сидящими в зале людьми — просто так, ради тренировки. Барон вникал в каждое слово, иногда задавал вопросы, часто высказывал своё мнение и вмешивался в разбирательства. Он занимался своим делом — тем самым, для которого приехал в Тамн: участвовал в управлении страной. И его здесь явно уважали, к его мнению прислушивались, а иногда одно слово барона Фирмина разрешало конфликт.

Нора, к немалому удивлению вампирши, просто-таки впитывала каждое слово. Вейма проверила. Удивительно, но девочка действительно интересовалась происходящим! Она понимала! Не всё, конечно, но очень старалась. И впрямь замена отцу растёт. Говорили ведь в замке, что барон с детства ни одной Ассамблеи не пропустил, а вмешиваться в решения начал сразу же после совершеннолетия… теперь и Нора вырастет такая же… Молодец, кто бы спорил. Но как всё это скучно!