Кайрин Дэлки - Война самураев

— Матушка? Тебе нехорошо?

— Ничего страшного, дочь моя, просто сквозняком потянуло.

В этот миг новорожденный принц пробудился и тоненько, жалобно запищал.

«Поплачь, поплачь, внучек, — сказала себе Нии-но-Ама, — ибо тебе предстоит править в самую горькую пору, какую только знавала наша земля».

Сон Сигэмори

Он долго брел по незнакомому берегу. Рядом темнел зеленый океан, а песок проседал под ногами, точно губка. У кромки прибрежного луга щипали траву олени. Один, совсем белый, на миг поднял голову и посмотрел на него. Сигэмори все шел и шел, сознавая собственную чужеродность в этом мире.

Вскоре он обогнул острый скалистый выступ и узрел огромные тории, вырастающие из воды. Таких высоких ворот Сигэмори в жизни не видел: столбы и перекладины превосходили толщиной самые мощные деревья. «Какому же богу или святилищу они принадлежат?» — недоумевал он.

«Эти тории посвящены ками Касуги», — пророкотал океан.

Сигэмори опять стало чудно, поскольку бог святилища Касуги почитался в числе великих и древних ками. Изначально его называли Ама-но Коянэ — бог-жрец, чьи молитвы помогли выманить Аматэрасу из грота[64]. «Что же такой могучий ками хочет мне сказать?» — гадал Сигэмори.

Из тумана навстречу вдруг выплыла толпа людей. Сигэмори встретил их без боязни, пока один из незнакомцев не протянул ему отрезанную голову пожилого монаха.

— Чья это голова? — спросил Сигэмори. — Почему вы ее мне показываете?

— Вот голова того, кто зовется Дзёкай, — канцлера Тайра и послушника святой обители. Бог Касуги вершит над ним правый суд за множество тяжких грехов, которые он совершил.

— Отец, — ахнул Сигэмори, вглядевшись в лицо. Дзёкай — такое имя взял себе после пострига Киёмори, хотя никогда им не пользовался. «Однажды бог Касуги сказал через оракула, что ничего не примет от человека с нечистым сердцем. Неужели отец, презрев свои монашеские обеты, прогневал ками настолько, что тот требует суда над ним?»

Сигэмори резко очнулся, задыхаясь. Когда он садился, то будто заметил краем глаза бледную тень сына Минамото Ёситомо, Гэнды. Оглянулся… наваждение исчезло.

Поднималось солнце. Сквозь ставни повеяло ароматом весны. Со дня рождения наследного принца минуло шесть месяцев, и радость от события растаяла как прошлогодний снег. Князь Киёмори снова косо смотрел на Го-Сиракаву. Сигэмори заподозрил, что после родин отец стал завидовать его славе чудотворца. Вышло, что вопреки стараниям Киёмори сделать Тайра героями того дня Го-Сиракава его превзошел, а такое едва ли забывается.

Сигэмори вздохнул, сокрушаясь об отчем упрямстве. Он встал и оделся. Воспоминание о дурном сне не отпускало его, льнуло, точно роса к рукавам после утренней прогулки по высокой траве.

«Стало быть, время пришло, — сказал он себе. — Удача покинула Тайра».

Неожиданный стук в перегородку насторожил его.

— Кто там?

— Господин, прибыл советник вашего отца, Канэясу. Он как будто опечален.

Опасаясь худшего, Сигэмори поправил платье.

— Впусти его.

Старый воевода вошел. На его суровом, обветренном лице читалась тревога. Седые космы Канэясу не были убраны в узел, а платье перекосилось, точно надетое наспех.

— Славный Канэясу… Судя по виду, ты пришел с недобрыми вестями. Они о моем отце?

Воевода поклонился и сел.

— Не совсем, князь Сигэмори. Однако кое-что произошло, и я не знал, к кому обратиться. Вы сын нашего властелина и глава Тайра, вот я и решил, что будет разумнее поведать зам первому. Может, это пустяк, а все дело в промозглом горном тумане…

— Прошу, рассказывай без стеснения. Я всегда готов выслушать то, что касаемо Тайра и Киёмори.

Канэясу вздохнул и понурил взгляд.

— Вы, должно быть, сочтете меня глупцом, господин, но… Очень уж странный сон мне привиделся…

У Сигэмори пробежал по спине холод.

— А в нем не было, случаем, берега с огромными ториями и гласом бога Касуги?

Канэясу поднял к нему побледневшее лицо.

— Именно так, господин.

— Нынче утром мне снилось то же самое.

— Значит, это нечто большее, нежели просто сон, повелитель. Должно быть, боги посылают нам знак.

— Боюсь, ты прав. Отец знает?

— Пока нет. Есть у меня опасение, что разговор с ним будет иным, нежели с вами.

— Понимаю. Я бы и сам сказал ему, только едва ли он выслушает. Отец мне больше не доверяет, хотя причин подозревать меня у него нет.

Канэясу потер щетинистый подбородок.

— Я должен вам еще кое в чем признаться, господин Сигэмори.

— В чем же?

— По моему приказу подвластные мне люди устроили смерть вашего учителя Наритики. Мной же повелевал господин Киёмори.

Сигэмори отвернулся.

— Так я и думал. Отцу не понравилось, что я презрел его волю, вымолив Наритике жизнь. Выходит, я виноват в его гибели не меньше тебя, Канэясу.

— Больше всех, однако, виноват ваш отец, — ответил Канэясу. — Если б даже Наритика участвовал в заговоре, ссылки было бы вполне довольно для наказания. Он не заслуживал такой бесславной кончины.

Сигэмори кивнул:

— Немудрено, что бог Касуги заговорил о возмездии. Столько невинных погибло от рук моего отца.

— Во сне было еще кое-что, повелитель… Вы тоже слышали?

— Что именно? Канэясу глубоко вздохнул.

— Бог Касуги сказал, что Царь-Дракон выполнил свое обещание. Однако, поскольку господин Киёмори нарушил данное им слово и попрал обет, принесенный Амиде, отныне наша земля лишается божественного покровительства и отдается во власть демонам. Вы понимаете, что это означает, господин?

Сигэмори нелегко было кривить душой.

— Нет, я проснулся раньше, чем расслышал конец. Что это значит, не представляю, хотя звучит скверно.

Еще раз вздохнув, Канэясу медленно встал.

— Согласен, господин. Скверные нас ждут времена. Боюсь, мне пора возвращаться, пока Киёмори не хватился меня и не выведал, где я был.

— Да, конечно. Благодарю, что нашел в себе мужество прийти сюда и поговорить. Если я смогу быть тебе чем-то полезен, только дай знать. Твоя преданность моей семье восхищает.

Канэясу задумчиво склонил голову.

— А Наритика?

— Я же сказал, что не виню тебя за это. Ослушаться моего отца значило бы пропасть самому.

— Истинный воин не чурается смерти, когда идет на правое дело. Я себя невиновным не считаю. Доброго дня, князь. — На этом старик воевода откланялся и вышел.

«Что же мне делать? — задумался Сигэмори. В висках тяжело застучало от страха. — Неужели я обрек мир на погибель, побоявшись выкрасть меч вовремя? Едва ли. Быть может, Канэясу истолковал свой сон неверно, и все же он так правдив… Я должен узнать, что пока в моих силах. Отправлюсь к знаменитым провидцам из Кумано — посмотрю, что они скажут».