Кристофер Голден - Охотники за мифами

— А Фрост? — Оливер прищурился, высматривая среди снежинок хоть какие-то признаки присутствия зимнего человека.

Голубая Сойка глянул вверх, подставляя лицо хлещущему снегу.

— Совсем с ума сошел. Такие штормы, метель всегда действуют на него опьяняюще. Он упивается ими. Наверное, хотел бы совсем затеряться в буре, но именно в такой момент Сокольничий чуть не убил его.

Оливер ощутил в животе спазм, не имевший ничего общего с морской болезнью.

— Я понятия не имел…

Он нахмурился и замолчал. Услышанное встревожило его. Если все пройдет, как нужно, Фрост какое-то время будет лететь вместе с бурей, прежде чем все они снова пересекут Завесу. А если нет… Впрочем, вряд ли Фрост забудет об опасности, которая им угрожала. Особенно сейчас, когда он скорбит по Юки-Онне.

Когда капитан подвел судно к причалу острова Канна, Голубая Сойка помог ему пришвартоваться. Причал находился в небольшой естественной бухточке, и штормило здесь гораздо меньше. Тем не менее судно пару раз швырнуло о свисавшие с пирса резиновые амортизаторы. Среди падающего снега мелькнула знакомая фигура. Теперь Оливер не сомневался, что зимний человек наблюдает за ними. Но когда он сошел по сходням и огляделся, Фроста нигде не было видно. Следом спустились Голубая Сойка и Кицунэ, причем женщина-лиса так вцепилась в руку Оливера, точно боялась упасть. Лицо ее было бесстрастно, но глаза светились от облегчения — наконец-то под ногами твердая земля.

Пониже надвинув шапку и застегнувшись на все пуговицы, капитан Монкриф тоже сошел на причал. Он сунул руки в карманы, глядя на пассажиров сквозь падающий снег.

А за спиной капитана, прямо на штурвале, сидел Гонг-Гонг. Снег обходил его стороной, словно не осмеливаясь падать на Черного Дракона Бурь. Оливер изо всех сил старался не обращать внимания на маленькое создание и глядеть в глаза Монкрифу.

— Мистер Баскомб, у вас есть три часа. В сводке говорили, что к полудню шторм поутихнет, но потом разыграется пуще прежнего. К тому времени мне хотелось бы ступить на Большую землю.

Оливер кивнул:

— Не беспокойтесь. Мы успеем.

— Капитан Монкриф, — обратилась к шотландцу Кицунэ, и нефритовые глаза в тени капюшона засветились внутренним светом, — вы действительно не сможете проводить нас до дома профессора Кёнига?

При взгляде на нее в глазах шотландца мелькнул огонек, но он пожал плечами, извиняясь:

— Прошу прощения, мисс. Я и знать не знаю, в какой стороне он живет. Но любой из местных наверняка вам подскажет. Островок-то крошечный. Говорят, здесь всего человек двадцать народу, не больше. Постучитесь в любой домик, где горит свет, и тут же получите ответы на все ваши вопросы. Но не мешкайте!

Он с беспокойством взглянул на небо и вдруг нахмурился, словно углядел среди снегопада нечто необычное. Изумленно покачал головой. Глянув на штурвал, Оливер увидел, что Гонг-Гонга на нем уже нет. Он подумал: что же могло померещиться капитану Монкрифу в недрах бури?

— У меня тут на острове есть один старый друг. Или, лучше сказать, знакомый. Но нашего знакомства хватит, чтобы он угостил меня чашкой чая с парой пшеничных лепешек и усадил в теплое местечко, где я мог бы дождаться вас.

Голубая Сойка зашагал по пирсу к берегу. Кицунэ и Оливер разом повернулись и последовали за ним, направляясь к небольшой деревушке, видневшейся впереди. Шпили церквей застыли на фоне серого неба. Слой свежевыпавшего снега достигал уже нескольких дюймов, и Оливер порадовался, что на ногах у него теплые ботинки. Голубая Сойка с Кицунэ, похоже, совсем не замечали снега.

Деревня приближалась; очертания домов, темневших смутными силуэтами на белом фоне, становились все отчетливее. Но вокруг царила полная тишина. Ни звука, только скрип ботинок Оливера. Тихо было настолько, что казалось — можно услышать, как падают снежинки.

— Непонятно, — сказал Оливер.

Голубая Сойка замедлил шаг, чтобы поравняться с ним.

— Что?

— Церкви. — Оливер насчитал по меньшей мере три шпиля, стремившихся к выбеленному небу. — Зачем паре десятков человек так много церквей? И если здесь живет лишь горстка людей, почему столько пустых домов?..

Островок был очень мал. По словам женщины, которая заказывала им катер, — не больше пяти миль в длину и двух в ширину. Но этой земли все же хватило бы для гораздо большего количества народу; и, судя по виду деревни, когда-то дела на острове Канна шли совсем по-другому. Первые несколько домов, к которым они подошли, оказались темными и явно нежилыми. У одного окна были заколочены досками. У другого провалилась крыша, но никто не удосужился ее починить. В домике хозяйничала зима.

— Вероятно, нынешние жители острова приехали сюда недавно. Или остались потому, что… отстали. — Кицунэ, шедшая под руку с Оливером, прижалась к нему.

— Чувствуешь? — спросил Голубая Сойка.

Кицунэ кивнула.

— Здесь пусто. Будто бившая ключом жизнь была стерта с лица земли. Или исчезла.

Оливер остановился, отстраняясь от спутников, чтобы взглянуть им в лицо.

— Постойте. Что вы говорите? Ты имеешь в виду, что здесь никого нет?

— Ты не понял, — ответила Кицунэ. Ее лицо почти скрылось в тени капюшона. — Тут живут люди, как и сказал капитан Монкриф. Но когда-то здесь стояла настоящая деревня. А теперь она почти что опустела, превратилась в призрак. Ты ведь сам спросил о церквях. Куда делись все жители? На острове чувствуется особая пустота, которая заставляет предположить, что они не умерли, а заблудились. Проскользнули сквозь Завесу.

Оливер сунул руки в карманы пальто. Его била дрожь.

— Как Роанок.

— Что-то в этом роде, — ответил Голубая Сойка, обернувшись в другую сторону. Его взгляд блуждал по заснеженному небу — вероятно, в поисках Гонг-Гонга или Фроста.

Оливер тоже рассматривал небо. Он прекрасно понимал, что двое Приграничных, не умеющие маскироваться под людей, должны оставаться вне поля зрения; но их отсутствие все равно беспокоило его.

Они шли по деревне. Слева показалось что-то вроде парка, хотя знак утверждал, что это кладбище викингов. Однако из-под снежного одеяла почти не виднелись древние могилы.

Остров был очень лесистым — даже посреди селения росли деревья. Возле компании могучих дубов, возвышавшихся в обнимку с рябинами — зима раздела деревья до последней веточки, — торчал из земли массивный кельтский крест, похожий на кладбищенское надгробие. На перекладине виднелись зазубрины, да и сам крест был очень древний и истертый. Но ничто вокруг не говорило о том, что это именно могильный крест. Или какой-нибудь еще. Просто знак старины, напоминание об иных временах, оставшееся посреди обезлюдевшего поселения.