Мария Капшина - Идущая

— Это мой мир, — прошептала она, не разжимая зубов. Потом запрокинула голову и в голос объявила белому небу, накрывшему землю, словно плащом Тиарсе:

— Это мой мир!

А потом развернулась спиной к солнцу и быстро пошла по дороге обратно в Квлний. Потом побежала.

Ровно в полдень она постучалась в дверь Вларрика. Открывшая ей девочка ничуть не удивилась её возвращению.

— Уже, госпожа? Господин Хейлле говорил, что ты скоро вернешься, но так быстро мы тебя не ждали. Как раз накрывают к обеду. Добавить ещё один прибор?

Реана только кивнула. После обеда, отложив на минуту прием больных, которые уже собрались под дверями, Реана спросила у поэта, почему он не сомневался, что она вернется. Хейлле пожал плечами, задумчиво улыбаясь, и переключил внимание на свой альдзел, о чём-то мечтательно загрустивший под его пальцами.

Реана не допытывалась. Времени было не в пример меньше, чем работы. Дни потянулись одинаковые, мутные, выматывающие. Через два дня нужные травы закончились; несмотря на все поиски Хейлле, пополнить запасы не удалось, и волей-неволей ведьме пришлось полагаться только на свои магические способности. Ничего не менялось день ото дня. Толпа людей под окнами дома, чужая боль, которую Реана смывала как-то (магия это или нет, её это сила, или девушка только направляла её — она не знала), попытки выспаться — урывками, перманентная усталость… Почти никакими событиями эта тягомотина не прерывалась.

На третий день жизни у Вларрика пришла одна женщина с маленькой дочкой и чуть слышно сообщила, что денег у неё нет и ничего у нее нет, но она отработает, как угодно — "Только спаси Лкарису, госпожа!.." Женщина расплакалась, а Реана секунды три стояла в растерянности, прежде чем взяла на руки невесомую девочку и объяснила её матери, что плакать незачем, как и отрабатывать.

— Можно подумать, я тут деньги зарабатываю!.. — укоризненно сказала Реана. Потом повернулась к Хейлле. — Успокой женщину, пока я… В чём дело?

Хейлле стоял бледный и не спешил никому помогать.

— Они же… нашада! — неуверенно сказал поэт. Реана огляделась. И в самом деле — из всех присутствовавших только она не обратила внимания на оранжевые колпаки и манжеты этих двоих. Все остальные — кроме, разве что, Хейлле — смотрели на Реану с ужасом и недоверием. Она глубоко вдохнула и сказала альдзелду как можно весомее — и громко, потому что предназначались эти слова не только ему:

— Я могу помогать любому. И нашада тоже. И это проклятье на меня не подействует. Как и на тебя, пока ты со мной.

Она, как можно более уверенным шагом, ушла лечить девочку, оставив полдюжины человек обдумывать её слова. Кто знает, поверили Реане или нет, но особого выбора у людей не было. В следующие дни к ней так же тянулись больные, разве что теперь в стороне от общей толпы виднелись и оранжевые колпаки.

Прошла неделя. Реана, и так далеко не толстая, похудела ещё больше, Хейлле ходил бледным призраком, но поток пациентов стал заметно редеть. Ведьма и поэт потихоньку вздохнули с облегчением, искренне надеясь, что теперь уж всё наладится. И наладилось бы — если бы однажды вечером в дом Вларрика не прибыл тейрлках Квлния, сопровождаемый десятком охраны. Благородный господин, скрепя сердце и скрипя зубами, вынужден был обратиться к нищей "чернявой лекарке", потому что его единственного сына десяти лет от роду тоже настигла зараза, лечить которую не умел никто — кроме безумной побродяжки, невесть откуда явившейся в городе. Мальчик заболел только вчера, а у Реаны в комнате лежал тяжелый больной, и Хейлле, вконец обнаглевший: влияние ведьмы, смеявшейся даже над богами, — сказал тейрлкаху подождать. Разъярившийся тейрлках ждать не стал, а пинком распахнул широкую дверь, за которой ведьма с тёмными подглазьями сосредоточенно отвоевывала у Кеила ещё одного человека. Тейрлках, впрочем, не разглядел, что это — человек, он заметил только оранжевые манжеты.

— Лекарка! — заревел тейрлках, нехилый, надо сказать, человечище в бархате желтых и черных цветом. — Разорви тебя Таго! Что ты делаешь, проклятие Вечных на твою вшивую голову!

— Лечу, — коротко сказала Реана, не удостоив его взглядом. Тейрлках зарычал от ярости.

— С тобой, недостойная, говорит Хантлар Вонрлеххо, тейрлках Квлния, граф л-Тренглар, член Совета Арнакии, дворянин в восемнадцатом поколении! Во имя Таго Сильного! Я оказываю тебе величайшую честь, о какой ты не смела и мечтать, дозволяя тебе лечить моего наследника, а ты, грязная, неблагодарная дрянь, вместо того, чтобы целовать мои сапоги и возносить хвалу Вечным, пренебрегаешь мной! Пренебрегаешь моим сыном и лечишь какого-то… какого-то вшивого, никчемного, отвратительного нашада!

Реана поняла, что сосредоточиться не удастся, пока не выпроводит этого олуха, вздохнула и повернулась к нему. За спиной его через открытую дверь была видна комната, обращенная в приемную, откуда за сценой наблюдали четверо больных, несколько человек Вларрика и десяток солдат в черно-желтых плащах, окружавших бледного мальчика с капризным лицом.

— Это твой сын? — спросила Реана.

— Да! — рявкнул оскорбленный дворянин.

— Его жизнь вне опасности. Я вылечу его. Но сначала мне нужно помочь этому человеку, — она указала на спящего на столе. — Этот человек болен серьезнее, и ему моя помощь нужнее.

— Нужнее? Человеку?! Это — не человек! Это дерьмо собачье! Это — нашада!

— Это человек, — возразила Реана. Гораздо тише, чем кричал тейрлках, но как-то более веско, несмотря на это. — Подождите немного, господа, — сказала она всем, ждавшим за дверью. — Всё будет в порядке. С каждым из вас.

Потом она снова повернулась к лежащему на столе, причем умудрилась сделать это так, что тейрлках прекрасно понял: его просят закрыть дверь с той стороны. Этого он не сделал. Он выхватил меч и кинулся к нашада, которого проклятая лекарка вздумала лечить прежде сына графа Тренгларского. Левой рукой он оттолкнул лекарку — рука не встретила сопротивления, чему тейрлках, сильный, как медведь, не удивился. Он не видел, что лекарка под руку не попала, просто отступила и остановилась уже метрах в двух от него. И не понял, как это вдруг меч — его меч! — выскользнул из ладони, проплыл по воздуху и плавно опустился на лавку в противоположном от него конце комнаты. За спиной у лекарки.

— Ведьма! — прошипел тейрлках.

Он хотел кинуться на неё, но девушка осторожно подняла руку — тейрлках застыл, не в силах двинуться.

— С твоим сыном всё будет в порядке, — сказала ведьма. — Я вылечу его. Подожди минутку.

Она вылечила и нашада, и будущего графа, а потом вернула тейрлкаху свободу движений. Тот с достоинством подлинного дворянина выпрямился, отряхнул одежду. Испепеляя Реану взглядом, он сдёрнул с шеи тяжелую золотую цепь с квадратной золотой бляхой — общим весом килограммов пять, не меньше, — и швырнул это изящное украшение девушке в голову. Хейлле успел только вздрогнуть: будь он на месте Реаны, от его лица осталась бы кровавая каша. Но девушка поймала цепь. Наклонила голову: