Майя Зинченко - Черное солнце

Сильвестр бросал на Франца красноречивые взгляды. Ему не терпелось узнать подробности путешествия. Мастер, которому кусок не лез в горло, ограничился одним чаем и, встав из-за стола, направился в библиотеку. Сильвестр тотчас последовал за ним. Они пробыли там около часа. Там же Франц написал Анне письмо, где объяснял причины своего отъезда и желал ей всяческих благ. Послание было выдержано в сугубо официальном тоне. Вручая его Джереми, мастер не мог не заметить, как по губам дворецкого скользнула довольная улыбка.

– Вы уезжаете? – Старик помахал сложенным конвертом.

– Да. Элейс едет со мной.

– Это хорошо, что вы решили не усугублять ситуацию.

Судя по всему, Джереми знал намного больше, чем ему следовало. Дворецкий достал из внутреннего кармана гербовую бумагу со знаком дома Вессвильских и протянул ее Францу.

– Что это?

– Плата. Наличные деньги в доме держать не принято. Если вы предъявите этот вексель в любом из отделений имперского банка, то получите хорошую сумму.

– Я не возьму его.

– Разве вам не нужны деньги? – Джереми был удивлен.

– Нет.

– Хм… Не верю.

В ответ Франц показал ему пригоршню драгоценных камней.

– Они настоящие?

– Да. Подарок кобольдов.

Дворецкий невольно отшатнулся. Он знал немало историй об этих своенравных обитателях гор, и их не стоило рассказывать на ночь детям.

– Думаю, вы нигде не пропадете, – сухо сказал он и кивнул, возвращаясь к полировке столового серебра.

Все это время Элейс бродила по дому, прощаясь с ним. Она чувствовала, что больше никогда не вернется сюда. Домовые оставили в укромном уголке кухни для нее прощальный подарок – засушенные хлебные колосья. Она бережно завернула их в платок и спрятала. Вещей, которые стоило забрать, у нее не было, ведь в доме ей ничего не принадлежало. Когда Франц, полностью одетый, с походным плащом и мечом у пояса встретил ее, Элейс без промедления отправилась с ним. Прошлое, с его горечью и разочарованием, оставалось позади.

Двое всадников остановились перед распахнутыми воротами кладбища. Девушка откинула капюшон и с тревогой посмотрела на мужчину.

– Франц, ты уверен, что это необходимо?

– Да, я должен это сделать. – Мастер спешился и привязал коня к ограде. – Подожди меня, я ненадолго.

Он пошел в глубь кладбища, к хорошо знакомой ему могиле. Здесь, к счастью, кроме него никого не было. Было бы совсем некстати встретить в такой момент кого-нибудь из знакомых. Мастер предпочитал одиночество.

Вот и холодная каменная плита, на которой выбито ее имя… Франц медленно опустился на колени и коснулся ее. За прошедшие месяцы ничего не изменилось.

– Как странно, – пробормотал он. – Моя любовь никуда не исчезла. Просто кусок сердца стал таким же твердым и холодным, как этот камень. И на нем тоже есть твое имя. Он останется там навсегда.

Мужчина немного помолчал, слушая шум ветра. Ждал ли он, что она ответит ему? Возможно, в глубине души он надеялся, что так и будет.

– Раэн, что бы ни случилось, как бы ни повернулась жизнь, я всегда буду благодарен тебя за то счастье, что ты мне подарила. Настоящая любовь не исчезает, а остается на небесах. Ее огненные строки может прочесть каждый. Раэн, не держи на меня зла. Господь – свидетель, я верил, что мы созданы друг для друга. Но не судьба… Прощай.

Мастер положил на плиту букетик ярко-голубых цветов. Это были нейцы. Он встал и постарался запомнить это место именно таким – тихим, безмятежным. Последний приют усталого путника. Когда-нибудь, после того как за его спиной останутся многие километры дорог, ему захочется отдохнуть и он найдет в земле, подобной этой, свое успокоение.

Мужчина пошел обратно. Элейс ободряюще сжала его руку. Франц кивнул, благодаря за поддержку. Запрыгнув на коня, он выехал на нем на дорогу, ведущую в Таурин.

В городе его ждала печальная новость. Этой зимой умер Бернар. Целитель отличался крепким здоровьем для своих лет, и его смерть была неожиданностью. Тем более что накануне не случилось ничего примечательного. Он проведал своих подопечных, поужинал, лег спать, а утром его нашли уже холодным.

Франц с горечью вспомнил слова Бернара о том, что они больше никогда не увидятся. Старик предчувствовал скорый конец. А теперь мастер не мог даже отдать дань памяти Бернару, придя на его могилу. Целитель завещал, чтобы его тело предали огню, по обычаю предков – выходцев с севера, а пепел развеяли по ветру.

Опечаленный мастер в раздумье замер перед домом Бернара и не спускал взгляда с его занавешенных окон. Туда так никто и не вселился.

– Он был твоим другом? – участливо спросила Элейс.

– Да. Бернар был хорошим человеком. Я бы хотел снова увидеть его. Отчего так получается, что стоит только покинуть хорошо знакомое тебе место, как оно тут же меняется? И почему-то не в лучшую сторону. – Франц вздохнул.

– Мы останемся здесь или поедем дальше?

– Я должен встретиться еще с одним человеком. Надеюсь, он будет рад меня видеть.

– А почему ты в этом сомневаешься? – встревожилась девушка.

– Раньше мы с ним плохо ладили. – Франц усмехнулся. – Видишь ли, он – священник. А священники никогда не любили таких, как я.

– Они и медиумов не очень-то любят, – заметила Элейс. – Поэтому, если ты не возражаешь, я с тобой не пойду.

– Как хочешь. Возле храма разбит красивый парк, ты можешь подождать меня там. Или, если хочешь, в той стороне, – он показал, – расположен большой рынок и куча лавок, которые открыты до заката солнца.

– Я подумаю, – задумчиво сказала Элейс. – Я действительно хотела кое-что купить. Но в любом случае, чтобы не искать друг друга, давай условимся встретиться возле храма. Ты говорил, что в Таурине всего одно святилище, так?

– Да, – кивнул мастер. – Отличный ориентир. Я пошел, а ты не забывай торговаться. Местные сразу же почувствуют, что ты приезжая, и захотят содрать с тебя три шкуры.

– Пусть только попробуют. Я сама с них шкуру сдеру, – пообещала Элейс и улыбнулась. – Неужели ты думаешь, что медиума смогут надуть какие-то торгаши? Я же сразу чувствую, когда товар не стоит тех денег, что за него просят.

– Поверь мне, товар никогда не стоит тех денег. В этом и заключается весь смысл торговли.

Элейс махнула рукой и ушла общаться с лавочниками Таурина. Франц направился к храму. Он шел быстро, скрыв лицо под капюшоном. Но это все равно не спасало – каждый пятый житель окликал его по имени и желал ему доброго здравия. Сохранить инкогнито не получилось.

Когда мастер приблизился к храму, оттуда выбежала толпа радостных детей от пяти до двенадцати лет. Они вихрем пронеслись мимо него, но он успел заметить, что в руках у них были различные музыкальные инструменты. Видимо, Римус не оставил попыток обучить их музыке.