Павел Буркин - Последний Храм

Брасид чуть призадумался, достаточно ли сказанного.

— В городе мы не одни: есть еще несколько общин, которые прячутся в разных катакомбах и развалинах. Они тоже привели всех, кого смогли. Друг друга в общей толпе мы узнаем по черным повязкам. Поэтому давайте вырежем из мундиров повязки и завяжем их на лбу. Это будет наш опознавательный знак и знак нашей верности Великой Матери.

Больше говорить было нечего: остальное все итак знали. Отряд двинулся по ночной улице, только церковников оттащили в подворотню. Утром их, естественно найдут, а может, уже днем, когда завоняют. Но до утра, тем более до вечера еще следовало дожить.

Идти по поверхности было куда легче, чем пробираться по катакомбам. Здесь не было скользких подъемов, осыпающихся, изъеденных временем и сыростью лестниц, завалов и вечной вони нечистот. Только ровная, пыльная брусчатка, или избитая тысячами сапог, копыт и колес пыль. А еще был свежий соленый ветерок с моря, шелест садов за мощными кирпичными стенами, и невероятное, бездонное и немного даже пугающее небо. Дамитра впитывала новые ощущения, как губка, пытаясь представить, как открыто, никого не опасаясь и без оружия, ходили по этим улицам предки четыре века назад. Представить не получалось: реальность напоминала о себе то белыми глыбами новодельных церквей, в которых ближе к окраинам еще угадывались очертания старых храмов, то трупами затянутых в черные мундиры солдат — увы, уже без оружия. Их было довольно много, временами обнаруживались погибшие группы по двадцать-тридцать человек — кое-как вооруженным язычникам такие едва ли были по силам. Наверняка и основную массу горожан, Обращенных, допекла влась Клеомена.

Постепенно улицы становились шире и чище, брусчатка сменилась старинными, истертыми миллионами ног каменными плитами, появилась пышная зелень садов — увы, за могучими каменными стенами, поверх которых были вмурованы гвозди и битое стекло. В самих садах незадачливых воров наверняка ждали и стражники, и на совесть натасканные псы-убийцы. «Ничего, и на вас найдем управу» — подумала Дамитра. Судя по горящим глазам, Тигран думал о чем-то подобном: еды, которую удавалось украсть, купить или выменять на домотканые рубашки наверху, всегда не хватало. Летом и осенью жили впроголодь, весной и зимой голодали.

— Ничего не пойму, — расслышала она голос Брасида. Повинуясь поднятой руке, небольшая колонна остановилась. — А где собор? Впервые такое вижу…

Да, на это стоило посмотреть. Огромный провал, заполненный битым кирпичом, обломками колонн, размозженными бревнами, кульками какого-то грязного тряпья, в котором при игре воображения можно признать останки священнослужителей. Если вспомнить, сколько жриц и просто не струсивших почитателей Великой Матери сгорело на кострах и умерло в застенках… Почти пятьдесят голов, как одна, повернулись к развалинам, у некоторых на глазах показались слезы. Нет сомнений, это — дело язычников: никто из Обращенных не станет разрушать кафедральный собор. Значит, в городе действуют не только группы отчаявшихся, вышедших на бой людей. На бой с врагом вышли настоящие боевые отряды, у которых под завязку оружия и пороха. Но где и когда эти отряды могли прятаться, собирать оружие, годами готовиться к одной-единственной ночи возмездия? И напрашивается другое объяснение, на первый взгляд невероятное, но только на первый взгляд:

— Сама Богиня разрушила их логово! — благоговейно выдохнул Брасид. — Она помогает нам! Она укроет нас в атаке!

Наверное, у каждого в голове проносится эта простая мысль. На такое они не надеялись, они шли последний раз поквитаться с врагом — и по большей части погибнуть, а выходит… Выходит, они могут победить, в одну ночь отдав земные долги. Вроде бы ничего не случилось — но людей как подменили. Сумрачные, непривычные к улыбкам, бледные лица катакомбников осветило счастье, где-то раздался смешок, где-то обрывок песни. Песню подхватили, понесли, и старый амритианский гимн вознесся над улицей. Эхо дробило слова на слоги, а сами стены, казалось, насторожились и прислушались: еще бы, эти слова они не слышали четыре века. В город возвращались старые, законные хозяева, и город признавал их. Как никогда прежде, каждый осознал себя медарцем.

Чем ближе к цитадели, тем оживленнее становились улицы. Вооруженные горожане, а временами и стражники, по одному и целыми подразделениями тянулись куда-то к центру, будто огромная масса водоворота затягивала кипящую массу горожан.

— Куда все идут? — спросила Дамитра задержавшегося, чтобы подогнать отстающих, Брасида.

— К цитадели. Там тюрьма, а в ней немало наших, да и Обращенных много. Возьмем ее — весь город станет нашим.

— А лестницы есть?

— Есть веревки, есть крючья. Может, и лестницы найдем, там есть столярные мастерские. Великая Мать, до сих пор не верится, что этот день настал!

Последние двести копий толпы стали столь плотными, что движение замедлилось. Никогда прежде Дамитра не видела столько людей сразу. Не сотни — тысячи, может, и десятки тысяч. Большинство — безоружны или с камнями в подолах одежды. Но у многих — найденное в разграбленных особняках старинное оружие, отобранные у стражи и церковников мушкеты и шпаги, а по большей части — разнообразные инструменты, которые можно использовать как оружие. Кузнечные молоты, мясницкие топоры, лопаты, разделочные ножи, клещи, у кого-то длинные, заточенные и обожженные на конце колья — неуклюжая замена копий. Едва ли ото всей этой орды много толку в схватках с солдатами, разве что если их будет в двадцать раз больше, и те не будут прикрыты крепостной стеной. Но насколько поняла Дамитра, они пойдут на штурм цитадели. Там святоши — как в мышеловке. Деваться им некуда, драться будут как у последней черты. Дохнуло зимним холодом прямое и страшное осознание: прямая атака на цитадель обернется бойней.

«А что, лучше гнить по всяким отстойникам, голодая и ежеминутно опасаясь церковников? — сама себе возразила девушка. — Если судьба — лучше уж сразу. И ведь не зря: не может быть, что все полягут, кто-то наверняка добежит, и тогда…»

За широким ущельем проспекта уже виднелась площадь. Широкое, в добрую четверть мили, замощенное каменными плитами пространство, по контрасту с ведущим к цитадели проспектами и переулками, было темно и пустынно. Ни огонька. Ни малейшего намека на движение. Только, смутно белея во мгле облицованными белым известняком стенами, высилась громада цитадели. Оценить размеры стен во тьме и с такого расстояния было невозможно, но увиденное Дамитре очень не понравилось.

— Пока стойте тут, — скомандовал Брасид. — Тигран, Клеон, Китион, Левкипп, Атаос — за мной.