Евгений Константинов - Факультет рыболовной магии

Но вокруг корабля очень близко всплыли другие черви с наездниками-тритонами, те, которые уже один раз дали залп и теперь приготовились к повторному. Их было много, не менее трех десятков, но гораздо больше было тех, которые еще не стреляли, но окружали парусник очередным неумолимо сужающимся кольцом.

– Остановить Прорыв! – закричал Кшиштовицкий, и преподаватели факультета послали успевшие накопиться порции огненной магии в чудищ, находившихся в непосредственной близости от корабля.

Даже барахтающийся в воде Женуа фон дер Пропст применил направленное заклинание мгновенной заморозки, и ближайший к нему ифа-кабуфа превратился в плавающую на круглой льдине ледяную статую.

Ни один из всплывших рядом с кораблем ифа-кабуф не успел выплюнуть свою слезную струю. Факультетские волшебники вразнобой издали радостный клич… который преобразовался в панические вопли.

Залп, произведенный свежим плотным кольцом ифов-кабуфов, не оставил сомнений, на чьей стороне в этом бою неоспоримое превосходство. Ифы не целились в пассажиров парусника, десятки струй голубовато-мутной жидкости ударили в корабль, мгновенно превратив его в продырявленную, разрезанную, разъеденную, разламывавшуюся и разваливавшуюся посудину.

Только что профессора чувствовали под ногами твердый дощатый пол, и вот уже они бултыхались в воде среди обломков корабля. Новых потерь среди них не было. Лишь господин Дроб при падении сильно ударился рукой, которой теперь не мог пошевелить, и оставался на плаву, вцепившись здоровой рукой в кусок обшивки корабля. За этот же кусок здоровой, вернее – оставшейся рукой держался господин Менала. Оказавшись в воде, в сознание пришел профессор Черм, который никак не мог понять, где он находится и что вообще происходит.

Зато остальным было все очень хорошо понятно: ифы-кабуфы – существа из чуждого мира – открыли порталы, прорвались в этот мир из бездны Чернокаменной ямы и готовились нанести последний, уничтожающий удар по кучке практически не способных к дальнейшему сопротивлению людей и эльфов.

Лучше всех это не только понимал, но и видел глазами вышитого на знамени серебристого рыбодракона Воль-Дер-Мар. Даже падая в воду, он не отпустил Зуйку, а ведьмочка, как и было приказано, ни на секунду не отвела глаз от зависшего в воздухе знамени.

Воль-Дер-Мар видел себя и Зуйку, Кшиштовицкого и Малача, Женуа фон дер Пропста и Шермиллу; он видел многочисленные обломки корабля и хватавшихся за них преподавателей факультета рыболовной магии, видел, как вокруг всех них сужаются живые окружности ифов-кабуфов.

Сверху это напоминало цирковую арену во время представления. То есть за арену и выступающих на ней циркачей можно было принять пятно из обломков корабля и его бывших пассажиров, а шевелящиеся вокруг нее кольца очень походили на заполненные зрителями ряды. Чем дальше от арены, тем ряды были выше, но со всей очевидностью было ясно, что любой зритель мог запустить в циркачей помидором. И со всей очевидностью было ясно, что зрители с минуты на минуту готовились это сделать. Только вместо помидоров они держали в своем арсенале убийственные струи-слезы. Казалось, не хватает одного дирижера, по чьей команде прозвучал бы финальный аккорд этого представления…

Воль-Дер-Мар вдруг поймал себя на том, что относится к происходящему, совершено не ощущая страха. Нет, он не был отстранен от действительности: помимо очень досконального обозрения всего, что творится на поверхности озера, он вовсю работал ногами, чтобы удержаться на плаву; он слышал вокруг крики и всплески; вдыхал запахи мокрого дерева, воды, крови и незнакомой жидкости; чувствовал холод и то, как дрожит в его руках Зуйка; он прекрасно понимал, что и ее, и его самого, и всех-всех отделяют от гибели, возможно, какие-то мгновения. Но именно эту возможность гибели Воль-Дер-Мар отвергал просто как нереальную. Он чувствовал, верил и знал, что если даже когда-нибудь и проиграет сражение и погибнет, то только не сегодня…

От сегодняшнего дня Воль-Дер-Мар ждал другого. Ждал, что вот-вот случится то, ради чего он вообще появился на свет в этом мире.

– Ты чувствуешь? – вдруг спросила его Зуйка. – В воде!

– Да!

Мгновенно нахлынувшее чувство было совершенно необычным. Больше всего оно походило на понимание. Огромное понимание и огромную уверенность в том, что существует могущественная сила, которой ты имеешь способность воспользоваться. И самым поразительным для Воль-Дер-Мара было то, что это необычное чувство подарила ему вода. Вернее, то, что было в воде.

Глазами вышитого на знамени серебристого рыбодракона Воль-Дер-Map вгляделся в глубину, что была под ним самим и Зуйкой, и увидел что-то стремительно поднимающееся из синей бездны к поверхности.

Сотни ифов-кабуфов уже приготовились дать залп, когда из воды с огромным фонтаном брызг высоко в воздух выпрыгнул серебристый рыбодракон. Выпрыгнул так высоко, что оказался на одном уровне с парившим под потолком тумана знаменем. Глаза живого серебристого рыбодракона встретились с такими же глазами на знамени, глазами, которыми смотрел Воль-Дер-Мар.

Между двумя парами глаз возникло перламутровое свечение. И это свечение сразу же притянуло к себе девять перламутровых лучей. Самым коротким был луч, протянувшийся от глаз ведьмы Зуйки. Остальные восемь лучей были почти одинаковой длины, и протянулись они от глаз лекпинки Ксаны и тролля Пуслана, эльфа Мухоола и гоблина Кызля, лекпина Тубуза и вампира Курта, гнома Четвеерга двести второго и лекпина Железяки.

Лучи возникли и в следующее мгновение исчезли, словно впитавшись в неподвижно зависшего в воздухе серебристого рыбодракона. Из серебристого он превратился в перламутрового и еще одно мгновение продолжал висеть так же неподвижно, наливаясь сиянием. Потом встрепенулся всем телом, породив миллион мельчайших сияющих перламутровых брызг, разлетевшихся во все стороны, и стал падать. И пока он падал, отлетевшие от него брызги попали на так и не успевших произвести залп ифов-кабуфов.

На одних брызг попало больше, на других меньше, но попали они на всех до единого. И каждое попадание породило яркие вспышки, слившиеся в одно ярчайшее, ослепительное сияние…

Когда сияние погасло, серебристый рыбодракон исчез. Исчезли, то есть перестали существовать, и ифы-кабуфы. Вместо них на водной глади осталось лишь множество рыжеватых расплывчатых пятен. Зато на воде появилась небольшая белоснежная льдина, которую сотворил заклинанием мгновенной заморозки Женуа фон дер Пропст и на которую выбрались пассажиры переставшего существовать парусника «Андрэоса».

Льдина, как и полагается любой льдине, пусть и возникшей с помощью магии, была скользкой и холодной. Но на холод никто не обращал внимания, хотя все лежали на льдине в насквозь промокшей одежде. Внимание каждого было сосредоточено на медленно опускающемся знамени с вышитым серебристым рыбодраконом. Знамя опускалось все ниже и ниже, пока не оказалось в поднятой руке лежавшего на спине Воль-Дер-Мара.