Джудит Тарр - Жребий принцессы

Он чуть было не повернул назад. Но, забравшись так далеко, уже не хотел сдаваться.

— Высокий принц встретится со мной, — сказал он. — Можете меня задерживать. Моему мохнатому другу это вряд ли понравится. Трудно представить, что он сделает в этом случае.

Два меча весьма красноречиво опустились и замерли на расстоянии протянутой руки от живота Саревана. Юлан глухо зарычал.

Бронзовые клинки опустились на ладонь ниже. Сареван попытался улыбнуться.

За спинами евнухов открылась дверь. Появился, страшно взволнованный асанианец. Не обратив ни малейшего внимания на стражников, с явным нетерпением он позвал Саревана:

— Пойдем, пойдем. Что ты тут прохлаждаешься? Время не ждет!

Сареван застыл в замешательстве. Маленький евнух досадливо хлопнул в ладоши. — Ты собираешься идти? Тебя ждут!

Сареван взглянул вниз. Мечи дрогнули. Медленно, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикрыть свое нежное сокровище обеими руками, он протиснулся между стражниками. Асанианец ждал его, с трудом сдерживая нетерпение.

Каким бы размашистым ни был шаг Саревана, он с трудом поспевал за своим проводником. Коридоры гарема слились в сплошное размытое пятно. По пути им никто не встретился; возможно, это было организовано намеренно.

Несмотря на ошеломление, Сареван задавал себе множество вопросов. Уж не похитили ли его, словно умного дурака из непристойной песенки? И теперь его навечно заточат среди женщин, сделав рабом каждого их желания.

Он тихо засмеялся и сам удивился своему смеху. Уж слишком серьезно все складывалось.

Проводник втолкнул его в дверь, и он оказался в комнате, похожей на остальные комнаты дворца. Помещение не слишком просторное, но и не тесное. Низкий стол, гора подушек, развевающиеся шелковые завесы. Одалисок, ждущих его, Сареван не увидел и почувствовал разочарование.

В комнате было вино. Он помедлил, вспоминая коварство Асаниана и асанианцев, и понюхал жидкость. Она отличалась тонким ароматом и была страшно кислой: по асанианским понятиям, великолепный напиток. Если в вине и был яд, кислота безусловно убила его. Сареван налил себе кубок, осушил его и прогулялся по комнате. Юлан, как более мудрый, устроился по-королевски на горе подушек.

За одной из завес было скрыто окно с решеткой. Сареван напрягся, вспомнив о носилках и о том долгом безумном дне. Он сурово приказал себе забыть об этом и выглянул через решетку на улицу. Внизу находился дворик. Он показался ему знакомым. Если бы кто-то стоял прямо под окном, и если бы этот человек был высокого, по здешним меркам, роста и у него были бы чудесные яркие волосы, а женщина или несколько женщин встали бы у решетки, наслаждаясь приятным времяпрепровождением…

Сареван медленно обернулся. Начал говорить — и тут же замолчал. Хирел! Хирел в платье и покрывале, с танцующими глазами, насмешливый, сводящий с ума.

Хирел был юношей, наделенным необыкновенной и почти девичьей красотой. Однако ни у одного юноши не могло быть такой полной груди, таких чудесных округлых бедер, окутанных шелком. Хирел никогда не ходил так, как двигалось это создание, легко и изящно, восхитительно изгибаясь и улыбаясь под своим покрывалом. Эта женщина была воплощением нежности, но — ах! — как озорно она посмеивалась над ним, словно говоря: экая нескладная деревенщина с челюстью, отвисшей до груди. Ее голова как раз доставала ему до подбородка. Она стояла, смотрела на него и смеялась, заливисто, словно птичка, радующаяся своему пению.

Саревану пришлось сесть, потому что колени его подгибались и он ничего не мог поделать. Он вцепился в Юлана и замер, улыбаясь как последний идиот.

Ее веселость прокатилась мягкой волной. Она стояла и улыбалась, глядя на него. Сареван сказал: — Ты так похожа на… — Почему бы и нет? Ведь он мой брат. Ее голос. Он узнал его. — Джания! Она присела в реверансе.

— Принц Сареван! Ты… выглядишь… намного импозантнее, когда нас не разделяет решетка.

Он не чувствовал себя таким высоким и таким неуклюжим с тех пор, как в юности всего за три месяца вырос на целую голову. Его тогда мучило, что он слишком долговяз, что руки у него чересчур длинные и худые, а нос сильно смахивает на орлиный клюв. И все это заставляло его яростно краснеть, хотя никто и не замечал этого.

— Джания, — спросил он, — откуда ты узнала, что я здесь? Она указала на решетку:

— Я тебя увидела. А потом услышала, что ты стоишь у дверей.

— И позволила мне войти. — Он резко вздохнул. — Тебе не следовало этого делать. Твои няньки сдерут с тебя кожу заживо.

Джания надменно тряхнула головой, так же как это делал Хирел.

— Нет, не сдерут. Еще до того как мне стало известно, что ты идешь, я попросила брата разрешить мне поговорить с тобой. Он проявил мудрость и разрешил. — Ее глаза заблестели. — Иногда бывает выгодно напомнить ему, что если бы я родилась мужчиной, то не быть бы ему Высоким принцем.

Сареван глупо моргал. Он уже познакомился с ее характером и восхищался им, несмотря на то, что их разделяла решетка. Но тогда он не знал, кто она такая. Неожиданно он рассмеялся.

— Знал бы мой отец! — Теперь настала ее очередь удивленно молчать, ожидая разъяснений. — Тебя могли бы отдать за меня. Отец собирался попросить у императора Асаниана руку одной из его дочерей для меня.

— У моего отца целый легион дочерей, — сказала она. — Но только одна рождена для золота. — Ты думаешь, что достоин меня?

Это был поистине королевский поединок. Сареван растянулся на подушках, снова превратившись в Саревана Ис'келио-на с его упрямыми черными глазами и ослепительной улыбкой. — Твой брат признал меня равным себе. — А, — протянула Джания, — мой брат. Огонь всегда кружил ему голову.

— Как, принцесса! Ты не находишь меня обворожительным? — Я нахожу, что у тебя избыток самомнения. Заметив его негодование, она рассмеялась, склонилась над ним, перегнувшись через тело Юлана, яркая и бесстрашная, и провела пальчиком по его бороде. Когда его лицо зажило, он сохранил ее, назло всем чисто выбритым придворным. Сегодня утром Зха'дан украсил ее золотыми нитями, потратив на это больше часа.

— Ты прекрасен, — сказала она. — Правда? Неужто поэты изменили свои правила? — К черту правила.

Она была немного опрометчива, произнося это. Она вела себя вызывающе и попирала все законы. Сареван рассмеялся.

— Осторожней, принцесса. А не то я безумно влюблюсь в тебя.

— Я должна этого бояться?

Прекрасные, смелые слова, однако они не значили для них ничего конкретного. Казалось, Джания была не в силах совладать со своими пальцами, которые вплетались в косички его бороды. Ни одна женщина, даже его мать, никогда так не касалась его. Так жадно, так уверенно.