Леонид Бутяков - Владигор

С этими мыслями, дремотно витающими в его сознании, Арес наконец-то смог немного успокоиться и уснуть.

Нижняя слобода сперва показалась Кугдису вымершей. Дверь не скрипнет, собака не залает, ребенок не засмеется… Затем все же его цепкий глаз приметил кое-какие признаки жизни: бабий сарафан мелькнул у погреба, ставня поспешно захлопнулась, парнишка убежал от колодца. Ясное дело — попрятались, наказания убоявшись!

— Эка страху мы нагнали! — весело крикнул он своим воинам. — Кажись, они даже собакам тявкать запретили, чтобы нас не рассердить. Ничего, сейчас живо…

Договорить Кугдис не успел. Метко пущенная стрела вонзилась ему в переносицу. Покачнувшись, сотник рухнул на землю. Произошло это так быстро, что борейцы не сразу поняли, отчего он вдруг упал? Споткнулся, что ли, на колдобине? Но уже через мгновение они получили исчерпывающий ответ на свои вопросы: стрелы и дротики посыпались со всех сторон!

— Засада!..

— Борейцы, к бою!

— Отходи назад!

— Проклятье, здесь тоже!..

Лишенные командира, не знающие, где укрылся противник, да и просто не готовые к сражению, наемники растерялись. Каждый кричал свое, добавляя неразберихи. А стрелы невидимых лучников продолжали валить их с ног одного за другим.

И все же хорошая боевая выучка помогла борейцам не утратить полностью присутствия духа и в конце концов занять оборону даже в столь невыгодном для них положении. Заслоняясь щитами, они образовали крепкий круг, в центре которого укрыли раненых, и ощерились мечами и копьями. Теперь стрелы были не слишком опасны для них. Правда, возможности вырваться из ловушки тоже не было. Оставалось лишь отражать наскоки бунтовщиков и надеяться на помощь из крепости.

Люди Третьяка, скрывавшиеся кто где — в ближайших домишках, на соломенных крышах сарайчиков, за дровяными поленницами и низкими заборчиками, — прекратили бесполезный обстрел. Молодецким свистом Третьяк поднял их в атаку и первым же бросился на врага.

Однако проломить железную стену из щитов и копий лихим налетом не удалось. Мятежники отступили, потеряв в этой необдуманной атаке почти дюжину своих товарищей… Сам Третьяк был ранен в плечо. Кое-как перетянув рану оторванным рукавом рубахи, сотник приказал лучникам возобновить стрельбу. Обычно сдержанный, хладнокровный в бою, сейчас он не скрывал своих чувств. Злость и досада обуревали его, мешая разуму найти верное решение.

Он подозвал оруженосца Тараску и сердито спросил:

— Ну, долго слобожане будут возиться? Почему не спешат?!

— Некоторые не хотят дома покидать, свой скарб жалеют. Боятся, что стражники все разграбят. Не знаем, как и уговорить!

— Вот недоумки лапотные! — выругался Третьяк. — Барахла им жалко, а себя — нет. Передай, что мы свои головы зазря терять не собираемся. Не уйдут в леса — пусть на себя пеняют. Дурак я был, когда их защищать вызвался!..

Третьяк понимал, что напрасно сердится на жителей слободы. Для большинства из них потеря дома и всего нажитого многолетним изнурительным трудом была равносильна смерти. А разве мог он обещать, что борейцы по злобе своей не сожгут их жилища? Но как объяснишь людям, что иного выхода нет, что в любом случае Арес не простит им ночного бунта! Верно говорил Владигор: куда ни кинь — всюду клин.

Тяжело вздохнув, он приподнялся из-за своего укрытия и посмотрел на крепостные ворота. Пока они были заперты и, слава Хорсу, новый отряд наемников не спускался с холма на выручку полусотне, угодившей в западню. Если удастся быстро разделаться с окруженными в слободе латниками, положение мятежников может в корне измениться. Достаточно будет перекрыть отходы к лесу — и уже не борейский, а синегорский отряд окажется между молотом и наковальней.

Но как прошибить крепкую защиту латников? После первого удачного обстрела их осталось человек тридцать. Надо было сразу кидаться в атаку, а он промедлил, своих мужиков пожалел. Упустил бесценные мгновения, Надеясь малой кровью победу одержать. Как он мог так опростоволоситься?!

Впрочем, он знал как. После происшествия у Лебяжьего порога, когда только вмешательство Владигора вернуло его в Поднебесный мир. Третьяк стал чересчур бережно относиться к человеческим жизням. Уже не мог с былой легкостью подвергать людей смертельным опасностям, невольно задумывался о ценности каждой живой души. А ведь в бою подобные рассуждения недопустимы. Пожалеешь человека — проиграешь сражение.

Он смутно помнил, что именно случилось после того, как колдовская сила забрала его в Преисподнюю. Все было туманно, зыбко. Мелькали жутковатые тени, слышались странные голоса, которые звали куда-то, влекли за собой… И огромное чувство горечи наполняло сердце. Это чувство не исчезло даже тогда, когда он вырвался из власти потусторонних сил, осталось в нем — и не позволяет теперь распоряжаться чужими судьбами. Разве простительна такая мягкотелость воину, командиру?

— Эй, Третьяк! — услышал он встревоженный голос одного из лучников. — Очнись, дружище! У нас кончаются стрелы, надо что-то делать!..

Встрепенувшись, он огляделся и приказал прекратить стрельбу. Возле ближайшего сарайчика валялись несколько необтесанных сосновых бревен — на них задержался его взгляд, а в голове завертелась интересная мысль. Почему бы не прошибить вражескую защиту старым, испытанным способом?

— А ну-ка, братцы, давайте к этим бревнышкам! Сейчас покажем иноземцам, как воевать нужно!

Его люди быстро смекнули что к чему. Ухватив два крепких и длинных бревна, они с криками и разбойным свистом бросились на борейцев. Щиты и мечи врагов оказались бессильны остановить их натиск. Железная стена дрогнула и развалилась. В образовавшуюся брешь с лихим азартом устремились мятежники. Началась рукопашная битва, исход которой был предрешен. Численное превосходство синегорцев не оставляло борейцам никаких надежд на спасение.

Вскоре все было кончено. Отчаянно рубившиеся латники полегли до единого, так и не дождавшись помощи из крепости. Отряд Третьяка потерял убитыми сорок человек, еще столько же были ранены. Нужно уходить в лес, решил Третьяк, даже если слобожане продолжают цепляться за свои домишки. Потери слишком велики, еще одной схватки не выдержать.

Вдруг подбежал Тараска, весело выкрикнул:

— Наши в лесу объявились! Ждан со своим отрядом!

— Ну да?! — обрадовался Третьяк. — Откуда?

— Говорят, что в слободку на выручку шли. На них местные мужики ночью наткнулись, рассказали о бунте. Вот Ждан, как и мы, сюда заторопился. А мы первыми поспели…

— Славься, Перун, теперь нам никто не страшен! Сколько людей у него?