Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — виконт

Король гнусно заржал, сэр Смит тоже заржал, еще громче, подхалим чертов, надеется на жирный кусок с королевского стола, только Фрида сказала участливым голосом:

— Это пещера, где жил баран. Он так испугался, так испугался…

Я сказал зло:

— А я так обрадовался, так обрадовался! Какой-то баран совсем тупой…

— Ага, — сказал сэр Смит, — настоящий баран!

— Горный баран, — пояснил король уже почти серьезно. — Они вырастают до размеров медведей. Благородные животные. Истинно королевские!

— Что в них благородного?

— Он выбрал для схватки вас, сэр Ричард, — пояснил король.

— И что? — спросил я с подозрением.

— Как равного, — пояснил король еще любезнее.

Я надулся, но на всякий случай уточнил:

— Это в каком смысле?

— Вы у нас сильнейший, — сказал король серьезно. — Разве баран поступил не рыцарственно?

— Лучше бы он выбрал вас, Ваше Величество, — ответил я.

Сэр Смит сказал угодливо:

— Видимо, это был не король баранов, а просто знатный баран-сеньор. Даже бараны должны чувствовать субординацию, сэр Ричард!

Я посмотрел с подозрением: что за намеки и какая может быть субординация во время бегства от превосходящих сил противника, хотя, конечно, мы не отступаем, а только заманиваем, но все же…

Фрида сказала вдруг:

— Сюда скачут на конях. Много коней… О боги!

Никто не уловил, что она призвала богов во множественном числе, я же смолчал, а сэр Смит спросил торопливо:

— Что еще?

— Они с собаками!

В ее голосе звучал ужас. Барбаросса бросил быстрый взгляд на ведьмочку, уж ей-то бояться нечего, обернется кем-нибудь и улетит, посмотрел на нас с сэром Смитом.

— От собак далеко не уйдем. Будем драться здесь?

Я покачал головой.

— Нет. В бегстве от превосходящих сил противника позора нет. Кто бежит, тот может и возвратиться. А вот без головы — не воин. По коням!

Они взлетели в седла, как птицы. Я махнул, чтобы шли вперед, теперь мне лучше двигаться замыкающим, никто не спорит, пустили сразу в мерный галоп, все еще сберегая силы коней, я достал лук, уши наконец уловили далекий лай.

Фрида прошептала над ухом:

— Напали на след!

— Как ты узнала?

— По лаю, конечно…

Мне почудилось в ее голосе удивление, подумал сконфуженно, что, ну конечно же, по лаю узнать можно многое, это я привык встречать собак, что не лают вообще, лаять неприлично, а у кого собака лает, на того смотрят как на невежу, что не умеет воспитывать домашнее животное, лучше бы хомяка или черепашку завел.

Пес бежит рядом, я вспомнил вдруг, что не слышал еще его лая. Рычал — да, но лаять, похоже, отучили сразу в детстве. Лай становился громче, я смотрел вперед, но Фрида все время оглядывалась, однажды вскрикнула испуганно:

— Вот они!.. Какие страшные!

Я торопливо оглянулся, ухватил лук. Собаки выметнулись из чащи и несутся по нашему следу, растянувшись в длинную цепочку. Огромные, лохматые, похожие на кавказцев, если не крупнее. Я полагал, что они на поводке у загонщика, однако тот, видимо, отпустил, уверенный, что собаки нагонят и раздерут нас еще до того, как подъедут люди.

Пес порывался ринуться навстречу, я сказал строго:

— Понимаю твой рыцарский порыв, но… потерпи. Во-первых, вдруг да попадешь под стрелу, во-вторых, не драться же тебе, элитному и породистому, с бездомными дворнягами?

Я подпускал их ближе, мой конь всегда успеет сделать рывок и оторваться от нагоняющей стаи, Фрида попискивала, глаза огромные, я повел стрелой, держа взглядом вожака. Или не вожака, но бегущую первой. Глаза горят жаждой убийства, блеснули желтые клики, с отвисших брылей срывается нечистая пена…

Вообще-то я куда охотнее убью человека, чем собаку, но это бегут не собаки, а хищные животные. Именно так нужно думать, понимать, чувствовать, тогда не будет никаких угрызений совести. Собаки — это те, которые машут хвостами и лезут лизаться, от которых приходится отбрыкиваться или отплевываться, от них опасность только в том, что если не залижут, то затопчут, а это…

— Может быть, — спросила Фрида робко, — просто убежать?

— Закон военного искусства, — сказал я, — кто бежит, тот всего лишь умрет уставшим и взмыленным.

Стрела сорвалась с тетивы, тут же тетива звякнула снова, снова и снова. Фрида восторженно охнула, я сам не ожидал, что с такой скоростью смогу посылать стрелы, остановился, опешив, а первая собака подпрыгнула в прыжке и свалилась на бок, вторая рухнула мордой в землю и пропахала несколько шагов, третья и четвертая упали с диким визгом, что тут же оборвался, пятая получила стрелу прямо в пылающий ненавистью глаз…

— Держись, — предупредил я.

Фрида ухватилась крепче, Зайчик сделал несколько быстрых прыжков, я снова развернулся по-скифски и выпустил с десяток стрел. На этот раз все собаки получили по стреле, последняя успела добежать и в прыжке вцепиться мне в икру. Я ощутил дикую боль, пес рычал, но челюсти в предсмертной судороге лишь сжимал все сильнее.

С проклятиями я ухватил за горячий влажный нос и нижнюю челюсть, кое-как раздвинул, как Самсон, что разрывал пасть писающему мальчику, с отвращением отшвырнул. Организм, не ожидая приказа от медлительного головного мозга, уже получил указание от спинного и поспешно заращивал рану.

Я провел ладонью по икре — раны нет, лишь лохматятся рваные штаны. Пес смотрит осуждающе, он бы перехватил ту жалкую дворнягу на полпути.

— Первый приступ, — сказал я, — отбили с небольшими потерями.

Фрида жарко дохнула мне в ухо:

— Ваша милость, как вы стреляли!.. Как вы стреляли!..

— Не совсем криворукий? — спросил я самодовольно. — Так что не обязательно в вегетарианцы.

Зайчик пошел ровным галопом, впереди двое скачущих всадников, но, прежде чем нагнали, Фрида произнесла изменившимся голосом:

— Теперь люди… Нет, ваша милость, там и похуже, чем люди…

Из леса выметнулись скачущие на быстрых конях люди, а из-за верхушек деревьев начали выползать медленные, как дирижабли, крылатые твари. Я не рассмотрел, что за существа, но, без сомнения, это один отряд, разделенный на воздушную и наземную части.

Завидев нас, крылатые твари сориентировались и пошли в нашу сторону, что мне очень не понравилось, их скорость возрастает с каждой минутой. Я послал Зайчика вдогонку за Барбароссой и сэром Смитом, догнал. Они даже не оглядывались: дорога плохая, не поломали бы кони ноги.

Я прокричал:

— Будет по дороге хорошая роща, дуйте под ее защиту! Уже вечереет, а в темноте они ни хрена не видят!

— Мы тоже, — проворчал Смит, а Барбаросса крикнул: