Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца

Сегодня у нас почти праздник: пшенка с маслом и сахар есть. Йен довольно ловко управляется с ложкой, которую тщательно облизывает. И тарелку тоже.

Я не мешаю. Он впервые становится похож на ребенка.

— Поиграем? Правда, с игрушками сложно. Ты наверняка привык к другой жизни, но попробуем что-нибудь придумать?

С придумыванием сложно. Комната почти пуста, а выходить за пределы — неразумно. Прятки и жмурки отпадают по той же причине — мы должны сидеть тихо-тихо. Рисовать нечем и не на чем. Из добычи — старый башмак и треснувшая тарелка, которая прячется под кроватью. Тарелку протираю от пыли и разбиваю на крупные куски.

— Смотри, — куски высыпаю на стол. — Это мозаика. Их можно складывать… вот так.

Некогда тарелку украшал орнамент и глазированное покрытие сохранилось.

— Видишь? Этот кусочек подходит к… вот этому. А сюда подвинем… нет, не получается.

Йен внимательно следит за каждым моим движением. Наконец, решается и трогает осколок.

— Думаешь, подойдет?

Убирает руку.

— Хочешь попробовать сам?

Я отступаю от стола, и Йен переводит взгляд с осколков на меня, снова на осколки. Тянется. Перебирает. Вид предельно сосредоточенный… сходство с Кайя становится невероятным.

— На, — он протягивает мне осколок.

— Спасибо. Куда мы его поставим? Сюда? Действительно, подходит. Какой ты молодец. Продолжим?

Настене эта игра надоела бы быстро. Пожалуй, Настена вообще не сочла бы ее игрой, а вот Йен увлекся. Он складывал осколки тарелки так, словно не было в его жизни занятия более важного. Язык и то от усердия высуну. А когда он вдруг выронил кусок и обернулся к двери, я поняла: что-то случилось. Или вот-вот случится.

— Йен, иди ко мне, пожалуйста…

Стало страшно. Он явно слышал чужих, на своих Йен внимания не обращает. А чужие… каков шанс, что друзья?

Магнуса нет.

Урфина тоже.

Охрана где-то рядом: за домом наблюдают, но… лучше не привлекать внимания.

— Йен, солнышко, иди ко мне. Сейчас мы с тобой спрячемся…

Смахнуть почти собранную мозаику на пол, подхватить Йена на руки — он слишком легкий для полуторогодовалого ребенка, поднять доску, закрыть за собой дверь. Лечь. Потянуть за веревку до щелчка. Я ведь проделывала это, тренировалась. Я знаю, что тайник надежен и в нем хватит места для двоих. Здесь темно, пыльно и душно, но безопасно.

Прижать Йена к себе. Закрыть задвижку. Затаиться.

— Все хорошо, малыш. Все хорошо, — я обнимаю его, а Йен не пытается вывернуться. Он замирает, вцепившись руками в ворот платья, утыкается носом в шею, дышит часто, нервно. — Нас не найдут. Мы хорошо спрятались, и будем лежать тихо-тихо. Правда?

Некоторое время ничего не происходит. Я даже начинаю думать, что зря испугалась, мало ли, что Йену почудилось, но вот раздается протяжный скрип входной двери. И шаги… двое? Трое? Больше. Люди переговариваются в полголоса, и слов не разобрать.

Только бы Йен не заплакал…

…я не видела, чтобы он плакал.

— Они нас не найдут, — шепчу настолько тихо, что и сама не слышу собственного голоса. — Не найдут… закрой глаза.

Глажу. Волосы у него мягкие, как пух… у Настьки такие же. Только от них молоком пахнет, а Йен пропитался запахами Города. Так не должно быть.

Детям не место во взрослых войнах.

А в шкаф заглядывают. И дверцу оставляют открытой — я слышу по звуку, и сама замираю, понимая, что в любой момент наш тайник может быть обнаружен.

Время тянется… так медленно.

Громко стучит сердце. И собственное дыхание слышится слишком уж громким.

Почему эти люди пришли сюда? Случайность или произошло то, чего Магнус опасался? Как надолго они здесь? И если уйдут, то… уходят. Хлопает входная дверь, вызывающе громко, как мне почудилось, словно бы кто-то давал понять — чужаки убрались. Можно покинуть убежище.

Нельзя.

Я не стану рисковать.

— Давай спать? — предлагаю шепотом. — Сейчас мы заснем, а когда проснемся, то тех людей здесь не будет.

Не вижу Йена, но его пыльная клейкая ладошка касается моей щеки. Гладит.

Успокаивает.

И мне становится стыдно. Я не имею права на страх.

— Спасибо. Хочешь, я расскажу тебе сказку? Правда, я не знаю, какие сказки принято рассказывать в вашем мире, но… какая разница, правда? Сказка — она всегда сказка… эта — про колдунью и одного мальчика, в сердце которого попал осколок волшебного зеркала. И сердце стало неживым. Но все закончилось хорошо, в сказках только так и может. Будешь слушать? Конечно, будешь. Далеко-далеко, в одном Городе, который совсем не похож на этот город, жили две семьи.

Йен слушает.

Он засовывает в рот большой палец, и Настька точно также делает, когда пытается себя успокоить.

— В одной семье рос мальчик. Во второй — девочка. Они не были братом и сестрой, но любили друг друга как родные…

…что я делаю?

— …родители их были бедны и жили в каморках двух соседних домов. Каморки находились под самой крышей, а улочка, разделявшая дома, была узкой, а кровли домов вовсе сходились. И между ними тянулся водосточный желоб. Здесь-то и смотрели друг на друга чердачные окошки от каждого дома. Стоило лишь перешагнуть через желоб, и можно было попасть из одного окошка в другое…

…зачем я приручаю этого ребенка?

Притворяюсь ему другом. Играю. Сказки рассказываю. Заставляю себе верить. А потом отдам в «надежные и добрые руки»? Буду врать себе, что так для него лучше?

— Дети ходили друг к другу в гости…

…отправлять подарки ко дню рожденья от имени Анастасии.

…или вовсе постараюсь вычеркнуть из памяти сам факт его существования?

Это не получится. Если бы не видеть, а просто знать, возможно, и удалось бы. А теперь… Йен есть, этого не изменить. Вот он, лежит, прижимается ко мне, сопит. Заснул, кажется. Вот тебе и сказка… или сказочник такой?

Его следовало вывезти из Города. Пожертвовать охраной, все равно от нее пользы нет, и отправить. В Ласточкино гнездо, к границе, неважно куда, лишь бы подальше от этой безумной войны и площади Возмездия. Не пощадят же.

Настей я не стала бы рисковать.

Не знаю, сколько времени мы провели в тайнике, показалось — целую вечность, на самом деле вряд ли больше часа, но Магнус все-таки появился. Он открыл тайник и спросил:

— Вы целы?

Йена вытащили. Помогли выбраться и мне.

— Целы.

Только ноги затекли так, что стоять могу, лишь упершись обеими руками в стену, покачиваюсь, словно пьяная. И стараюсь не смотреть на тени в углу.

Все-таки засада была.

И скоро этих людей хватятся.

— Надо уходить, — Магнус подает руку. — Спасибо.