Тиа Атрейдес - Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.

Едва услыхав краем натренированного уха слово «принцесса», Рустагир не замедлил присоединиться к увлекательной беседе. Вытрясти из самодовольного павлина все подробности оказалось просто до отвращения. Совсем немножко грубой лести и намек на заинтересованность, и молодой хлыщ разлился соловьем. О себе в основном, но с помощью наводящих вопросов выдал все, что только знал, предполагал и ещё больше того. Но больше Рустагиру уже не интересовало, и он под благовидным предлогом покинул компанию юнцов.

Вечер оказался на диво плодотворным. Удалось не только раздобыть ворох полезных и не очень сведений о политической ситуации и придворных течениях, но и завести несколько весьма перспективных знакомств. В частности, с бароном Тейсином и его юной дочерью. Кроме богатства и родовитости у барона присутствовало ещё одно неоспоримое достоинство — приближающаяся помолвка его единственной дочери с королевским фаворитом, лордом Дуклийлоном. А, следовательно, некая возможность приблизиться к самому королю и его сестре. Хоть этот вариант и не казался Нимуе самым простым, но не отказываться же от возможности, которая сама в руки просится? И он потратил добрых полчаса на беседу с бароном, в результате выяснив, что сам барон прочитал все его книги, и будет счастлив принять его в своем доме в любое время. Искренне восхищение лорда Тейсина доставило Рустагиру несколько приятных мгновений. И вызвало желание воспользоваться его приглашением даже в том случае, если это и не будет столь уж необходимо для дела. В конце концов, никогда не знаешь, что и когда может пригодиться. Не разбрасываться же ценными знакомствами? Да и просто получить удовольствие от беседы с умным человеком, ценящим хорошую литературу.

Глава 25

Всего несколько минут покоя… всего несколько минут слышать биение любимого сердца, согреваться в сильных руках… и всего один короткий поцелуй, в котором все — и прощение, и нежность, и обещание. Маленькое затишье перед последней, самой сокрушительной волной урагана, чтобы только вспомнить о твердой опоре под ногами.

Они чуть не столкнулись у выхода в сад. Маркиз, отравленный ревностью и горечью неминуемой потери, и едва нашедшие друг друга принцесса и наемный убийца. Один взгляд на Шу, тихо светящуюся счастьем, и Тигренка, бережно, словно хрупкую бабочку, придерживающего её за руку, развеял его последние надежды. Они оба мерцали розово-золотой паутиной любви, связанные в единое целое, и вмешаться, нарушить волшебную гармонию между ними, показалось Дайму кощунством. Сейчас, вне шумного зала, не играя на публику, Тигренок вовсе не казался прекрасной неживой куклой, наподобие фарфоровых болванчиков, кивающих головой. Магия ошейника, лишающая его воли и чувств, оказалась всего лишь иллюзией — не может у бездумного раба быть такого лица, таких глаз. Живых, полных надежды и печали, любви и боли. Один взгляд, и Дайм готов уже был отступить, скрыться с глаз долой… не успел. Шу тоже заметила его и замерла. Вина, страх, боль… как же ему не хотелось видеть в ней всё это. И глаза Лунного Стрижа, как в зеркале — ревность, горечь, отчаяние и ненависть. На миг Дукристу даже стало смешно. С какой стати ему-то ревновать? Он что, слепой? Шу принадлежит ему вся, целиком, без сомнений и оговорок.

— Здравствуйте, маркиз, — принцесса присела в реверансе. От её официального тона и опущенных глаз Дайму нестерпимо захотелось взвыть или загрызть кого-нибудь. Её спутник тоже поклонился в полном соответствии этикету, но не опустил глаз, полыхнувших темным пламенем.

— Добрый вечер, Ваше Высочество, — светская улыбка намертво приклеилась к губам, давая последнюю иллюзию защищенности. — Праздник удался, вы не находите? — привычная ирония позволяла ему держать себя в руках.

— Несомненно, маркиз. Ваше присутствие столь неожиданный подарок для нас, — Шу хотелось завизжать, как кошке с прищемленным хвостом, и расцарапать ему физиономию.

«Почему ты не сказал? Почему не предупредил, что придешь? Зачем поставил меня в идиотское положение? Какого демона мне пришлось затевать отвратительный скандал, когда ты мог одним словом расставить все по своим местам? Почему теперь я не знаю, чего от тебя ожидать? Зачем ты так смотришь на меня, что я чувствую себя последней дрянью? Почему я так боюсь, и мне кажется, что мир рушится прямо сейчас, на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать?» — Её Высочество не произнесла этого вслух, но Дайм прочитал в её глазах.

— Вы не представите мне вашего спутника, Ваше Высочество? — «из-за которого ты не бросаешься мне на шею, не целуешь, не шепчешь радостно — Дайм, любимый, я так соскучилась, как ты, почему так долго… — и которому досталось все то, о чем я мог только мечтать. И которого я пальцем не трону, как бы ни хотелось растерзать, уничтожить его, и память о нем, но поздно, безнадежно поздно… ты не сможешь забыть его. Что мои надежды против судьбы? Какой теперь смысл в моих безупречных планах? Если бы ещё хоть пару лет, хоть год… если бы… теперь братья могут спать спокойно. Теперь незачем мне этот проклятый венец… почему ты не подождала ещё хоть немного?»

— Конечно. Тигренок, маркиз Дукрист, — Шу больше не могла выносить это напряжение между ними, ей казалось, ещё миг, и мужчины, словно бешенные волки, вцепятся друг другу в глотки, или разорвут на части её, в бесплодной попытке поделить. Она сама разрывалась, понимая в этот миг, как никогда отчетливо, что любит их обоих. По-разному, но оттого не менее сильно. И эта ловушка, этот выбор, который она вынуждена сделать, почти убивает её. Шу струсила, наверное, впервые в жизни не ввязавшись в драку, а отступив. — Тигренок, иди, отнеси домой мой веер. Сейчас же. И не приходи сюда, пока я тебя не позову.

Выслушав приказ, Хилл одарил маркиза ещё одним убийственным взглядом, резко развернулся и исчез в полумраке сада.

— Окажите честь Ваше Высочество, потанцуйте со мной, — нарушил томительное молчание Дайм. Принцесса подняла на него глаза, сухие и несчастные, и отрицательно помотала головой.

— Позже, маркиз, пожалуйста, — ей хотелось провалиться, испариться, просто удрать от него, только не тонуть в собственной вине и подлости. С чего она взяла, что сможет смотреть ему в глаза, предав? И не важно, что новая любовь обрушилась на неё, не спрашивая разрешения. Неважно, что её отношение к Дайму не изменилось. Она причинила боль своему самому любимому, самому верному другу. Обманула его. Предала. Использовала и выкинула… нет, все ещё надеется на его помощь, судорожно просчитывает, что сказать, как извернуться, чтобы он сделал то, что ей нужно. Она ощущала себя гнусной ядовитой болотной пакостью, противной и склизкой, но все равно… у неё есть долг. Её вечный долг перед братом. И неважно, чего ей будет стоить в очередной раз защитить его. Если нужно, она отдаст все, вплоть до своей жизни, за него.