Василий Горъ - Законник

…Первое прикосновение оказалось легким, как дуновение ветерка: его ладони просто легли на мои плечи и начали прогревать кожу. Мне стало не по себе — это больше напоминало не массаж, а ласку. Впрочем, через несколько минут ладони начали двигаться, надавливания и поглаживания стали чуточку жестче, и я, почувствовав, что он проминает мышцы, слегка успокоилась. Кстати, боли не было. Совсем: Ронни каким-то образом ощущал тот предел, за которым его прикосновение могло стать болезненным. И умудрялся балансировать на самой грани.

Плечи, шея, спина, стопы, икры — под его пальцами я постепенно расслаблялась и вскоре дошла до состояния, когда не ощущала ничего, кроме легкого покалывания в уже размятой спине, и жара во всем теле.

Чуть хуже было с сознанием — вино ударило в голову, и я периодически ловила себя на мысли, что все хуже и хуже контролирую свои эмоции.

Момента, когда Ронни принялся массировать мои ноги выше коленей, я не уловила. Просто в одно мгновение поняла, что мои икры замотаны в одеяло, а его руки разминают мышцы внутренней и задней поверхности левого бедра! Вспышка желания и накатившая за ней волна жгучего стыда оказались такими острыми, что я вытаращила глаза, уперлась руками в кровать, чтобы вскочить на ноги, и… замерла, услышав ехидный смешок:

— Кто-то утверждал, что сопротивляться не будет…

— Я и не сопротивлялась! Но…

— Что «но»? — перебил меня Ронни. — Я, конечно, вместо бедер я могу размять тебе пальцы рук. Но от этого ноги болеть не перестанут…

— Это… это… неправильно!!!

— В жизни много чего неправильного. Скажем, сбегать из дому, чтобы спасти от равсаров семью своего похитителя, неправильно. Искать Дайта Жернова по постоялым дворам Арнорда — тоже. Мчаться невесть куда, чтобы доказать невиновность не твоего сюзерена — вообще идиотизм! Однако, принимая решения, ты почему-то об этом не задумывалась. Потому что знала: никто, кроме тебя, этого не сделает… Так?

— Угу… Но…

— Судя по состоянию твоих мышц, последние дня три ты постоянно чувствуешь боль. Это тоже неправильно… — не дав мне договорить, буркнул он. — Увы, передвигаться медленнее было нельзя. А вот избавить тебя от боли — можно… Впрочем, если тебе настолько неприятны мои прикосновения, то я оставлю тебя в покое…

— Как это неприятны?! — возмутилась я. Потом зажмурилась и, густо покраснев, попыталась объяснить свою мысль: — Просто это — мои бедра…

— Не твои я бы мять не ста… — начал было Ронни и поперхнулся.

У меня перехватило дыхание, заколотилось сердце, а сознание заволокла пелена какого-то бесшабашного безумия:

— Точно?

— Угу… — после небольшой паузы ответил он.

— А чего это вдруг?

— Ну, во-первых, тебе я дал клятву Жизни, а всем остальным — нет…

— А во-вторых? — понимая, что не смогу промолчать, поинтересовалась я.

— Во-вторых, у тебя они болят…

— То есть если бедра заболят у кого-нибудь еще, то ты с удовольствием им их помнешь…

— Нет!!!

— Помнешь, но без удовольствия? — еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, спросила я.

— Нет! Не буду я никому мять ни бедра, ни что-нибудь еще!

— Ты забыл добавить «кроме тебя»… — уточнила я.

— Кроме тебя… — эхом ответил Ронни. Потом взял и убрал руки с моих бедер. — Тебе — буду. Но если ты меня об этом попросишь…

Будь я в нормальном состоянии, я бы онемела. А так — ответила не задумываясь:

— Аурон Утерс, граф Вэлш! Вы не будете так любезны как следует размять мои истерзанные бедра?

— С удовольствием, ваше высочество… — в унисон мне ответил он. И, наконец, вернул руки обратно. От чего у меня ощутимо помутилось в голове.

«Еще немного — и я окончательно сойду с ума…» — обреченно подумала я. И, вспомнив, что на столе стояло два кувшина, пробормотала:

— Ронни! Могу я попросить тебя налить мне холодной воды?

— Можешь… Проси… — поддел меня он. Но с кровати все-таки встал…

…Первое, что я увидела, открыв глаза — это спину сидящего за столом Утерса-младшего. Блаженно улыбнувшись, я лениво убрала с лица прядь волос, оторвала голову от подушки и сонно пробормотала:

— Доброе утро, Ронни!

— Добрый день, Илзе! — ответил он. Но поворачиваться не стал.

Солнечное настроение сразу куда-то улетучилось. Я закусила губу, подтянула к себе одеяло и негромко поинтересовалась:

— Ты… занят?

— Нет… Просто ночью ты подгребла под себя свое одеяло, и сейчас, как бы помягче выразиться, слегка не прикрыта…

Я подняла голову повыше, наткнулась взглядом на свое голое бедро, торчащее из-под двух одеял, и усмехнулась:

— Ты пытался укрыть меня своим?

— Угу… Только ты и его подгребла…

Кое-как выпростав из-под себя одеяла и мимоходом отметив, что мышцы болят заметно меньше, я укрылась, как полагается. А потом фыркнула:

— После того, что между нами было, обнаженная чуть выше колена нога — не стоящая внимания ерунда… Поворачивайся…

— Такую прелестную ножку нельзя назвать ерундой… — галантно возразил Ронни. И наконец развернулся ко мне лицом.

— Спасибо за комплимент, граф Аурон! — улыбнулась я. — Благодаря вашим стараниям мои прелестные ножки чувствуют себя значительно лучше…

В глазах Ронни вспыхнули маленькие искорки сдерживаемого смеха:

— Ваше высочество! Я счастлив, что смог вам угодить…

Я задрала подбородок, капризно выпятила губки и… улыбнулась:

— Пыталась изобразить избалованную принцессу и поняла, что не хочу: мне приятно общаться с тобой на «ты». Без всей этой куртуазной чуши. С тобой я чувствую себя человеком, а не волчицей, обложенной стаей гончих псов. А еще я рада, что с тобой нет необходимости быть Видящей: ты всегда говоришь то, что думаешь, не пытаешься меня использовать и никогда не кривишь душой…

— Не всегда… — слегка покраснев, признался Ронни. — У меня нет опыта такого общения с девушками. И мне иногда бывает сложно перебороть себя и переступить через правила, еще вчера казавшиеся мне единственно верными…

— К какой из трех перечисленных мною категорий относится эта проблема? — усмехнулась я.

— Ну… когда я пытаюсь понять, как я должен поступить, то перебираю в голове разные варианты поступков… Значит, в этот момент мои слова… М-да… В этот момент я обычно молчу…

— Вот-вот! — хихикнула я. — А знаешь, мне тоже нелегко: вчера, когда я почувствовала твои руки на моем бедре, я…

Договаривать я не стала. Во-первых, вспомнила, что именно испытывала в тот момент, а во-вторых, поняла, что есть вещи, которые я просто обязана понять.