Алексей Пехов - Ветер полыни

– Между кряжем и горами полно чужих войск.

Рыжий усмехнулся в усы:

– Места там дикие. Я знаю тропы.

– Все равно мы не пройдем Лестницей Висельника.

– Возможно. Подумаем об этом позже. Собирайся в дорогу. Нечего здесь рассиживать.

– Если Лестница взята, что мы тогда будем делать, скажи на милость, лопни твоя жаба? – не успокаивался Лук.

Но Га-нор ему так и не ответил. То ли не знал, то ли просто не хотел расстраивать раньше времени…

– Не ожидать тебя видеть вновь, человече, – произнес Гбабак, как только стражники ушли.

Признаться честно, я тоже не ожидал. Но меня и Шена (сейчас запертого по соседству) вернули в темницу. Лаэн увела Ходящая-отступница, и где теперь держат мое солнце я, к сожалению, не знал. Мы едва успели обмолвиться парой слов, прежде чем нас разлучили.

– Юми говорить, что твой невесел.

– А с чего мне веселиться?

– Твой жить. А это бес-цен-но. Разве не таква?

– Так, – подумав, согласился я. – Все так, блазг.

– Тогда глядеть веселей. Все не таква уж и плохо. Нам оставить фонарь.

Не знаю, к чему жителю болот понадобился свет. Блазги прекрасно видят в темноте. Но Гбабак – особенный парень. И, судя по всему, большой оптимист.

– Еще не вечер. Вот кваквак я вам сказать.

– Ты что? Намереваешься отсюда выбраться?

– Со временем.

– И как, если это не секрет?

– Юми делать подкоп.

– О-о-о, – глубокомысленно протянул я. – И как успехи?

– Юми говорить, что больше девяти ярдов проквапать.

На этот раз я задумался надолго. Что-то не сходилось.

– Стены каменные.

– Ну и что? Квамень можно грызть. А за ним земля рыть. Беда в том, что туннель невеликва. Для Юми. Не для меня. Я никвак в него не пролезть.

– Вот так, собака! – грустно пискнул вейя.

– Сочувствую.

Могу представить, какой коридор следует прокопать, чтобы туда можно было вместить тушу взрослого блазга-воина.

– Эй! Нэсс! – окликнул меня Шен. – С кем это ты там разговариваешь?

– С блазгом, – потянулся я. – И с вейей, что бы это ни означало.

Целитель заткнулся, как видно, решая – не разыгрываю ли я его.

– Ладно, – наконец раздалось с той стороны коридора. – Поговорим позже.

– Позже? Парень, а ты уверен, что это позже будет?

– Если твой бояться меня, человече, то не думать о такваквой глупость. Мне твой тайны ни ква чему, – добродушия у Гбабака было на целое болото. – Юми говорить, что и ему тоже.

– Вот так, собака!

Я подгреб соломы и сел на пол, прислонившись спиной к холодным прутьям:

– Ну? Шен, ты скажешь, что тебя тревожит или я пойду спать?

Целитель не слишком-то поверил про «сон». Дураку ясно, что сейчас никто из нас не заснет.

– Что ты думаешь о предложении Проказы?

– Хм… – я порылся в карманах, пытаясь найти какую-нибудь монетку. – Можем подбросить сол. Император – согласимся. Корона – пошлем ее в Бездну.

– Хватит паясничать!

– А что ты хочешь от меня услышать?

– Правду.

– Чью правду? Мою или твою? Моя – очень проста. У нас больше нет причин переться в долину. Заклинание Матери Лаэн не угрожает. Не надо больше плясать под флейту Башни. Я достаточно понятно изъясняюсь?

– Да, – неохотно ответил он. – Вполне. Думаешь, здесь вам будет лучше и безопаснее?.. С ней…

– Лучше нам будет в Золотой Марке. Как можно дальше отсюда.

– Тогда почему?!

– Ты странный человек, малыш, – я устало закрыл глаза. Казалось, в них насыпали целое ведро раскаленного песка. – Сам же недавно говорил, что я грязный продажный гийян. С момента нашего прошлого разговора ровным счетом ничего не изменилось. Я все так же трясусь за свою поганую шкуру. Хочу выжить. Точнее, попытаться это сделать. А здесь мне предоставляется такая возможность. Как тебе такое объяснение? Никакой романтики, никакой светлой цели, никакой помпезности, реющих на ветру флагов и прочей дряни. Мною движет всего лишь жалкое желание остаться в живых.

– Я знаю, что ты врешь. Пытаешься спасти жизнь Лаэн, а не свою. И я не вижу в этом ничего постыдного.

– Да ну?! – я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал как можно насмешливее. Не собирался показывать ему, что он попал в самую точку. – Ты меняешься на глазах. Что собираешься делать сам? Пошлешь Проказу в далекие края?

– Она – враг.

– Не стоит говорить очевидные вещи. Даже мой друг Юми знает, что одна из Шести – опасная гадина.

– Вот так, собака! – подтвердил вейя.

– Если я буду с ней, то совершу предательство.

– Ну да. Ну да. Человек чести и все такое… Предательство перед кем, позволь узнать? Перед Башней? Ты, конечно, можешь умереть за нее и свою ненаглядную Мать. Твое право. Не собираюсь мешать. Только хочу напомнить, что ты предал их в тот момент, когда стал учеником Лаэн. Теперь они вряд ли будут с тобой любезны.

– Я говорю не о Башне, а о своей стране. Встать на сторону Проказы – значит предать Империю.

– Ну, тогда, конечно, стоит сдохнуть. Империя это оценит. Если когда-нибудь узнает о твоей великой благородной жертве.

– Да при чем тут узнает?! Это вопрос совести!

– Я на подобные вопросы даже отвечать не буду, – несколько кривя душой, хохотнул я. – К тому же, не помню, чтобы Проказа просила тебя выступить против Империи.

– Как ты можешь?! Ты ведь солдат! И воевал!

– Да! Воевал! – разом рассвирепев, заорал я. – Воевал! И поэтому знаю, что говорю! Слышишь меня?! Знаю! Я убил на эту проклятую войну часть жизни! Я сражался с Высокородными ублюдками в их гребаном лесу, а наши славные красавцы-маршалы в дорогих чистеньких мундирах говорили мне, что я герой. И жрали наши жизни, не отходя от походных шатров! Я был обычным солдатом, мальчик! Без всей твоей патетики! О ней как-то забываешь, находясь по колено в дерьме, крови и с тварями из Дома Бабочки на шее. А ты знаешь, что когда война кончилась, многих из тех, кто ковал в Сандоне победу, выбросили в выгребную яму?! О нас забыли! Мы остались ни с чем! Однажды я прошел жернова битвы «за страну» и стал тем, кем стал. Неужели думаешь, что сделаю это и второй раз? Ну так ты ошибаешься. Мне не за кого сражаться, кроме себя и Лаэн!

– В таких вопросах мы плохо понимаем друг друга. Давай не будем больше спорить, – Шен неожиданно предложил перемирие.

– Ты точно решил отказаться? – угрюмо проговорил я, когда тишина стала уж очень невыносимой.

– Нет, – нехотя ответил он. – Не точно. Представь себе – я ужасно боюсь умирать.

– Этого нечего стыдиться, человече, – прогудел блазг. – Я думать, что тот, квато не бояться смерти – пустой. Ему нечего терять.

Я отошел от решетки и улегся на солому.

– Нэсс? – донеслось до меня.

– Да.

– А ты? Ты боишься смерти?

– Когда ходил по Сандону – не боялся. На той войне к ней очень быстро привыкали. Она всегда была где-то рядом.