Феликс Крес - Королева войны

С немалым трудом поднявшись на ноги, Ваделар принялся заново учиться ходить. Дело пошло легче, чем он предполагал. Ха!

Он еще на что-то годится… Но с головой, однако, творилось что-то не то. Когда он сидел, все было в порядке и она не кружилась, но стоило подняться, а еще хуже — попытаться пойти…

Он снова ощутил тошноту. Тошноту… в самом ли деле тошноту, наместник? Тошнота бывает у беременных женщин.

Ему же хотелось просто блевать, и только.

Переведя дух, он присел на корточки, боясь наклониться. Зачерпнул кружкой из горшка, выпил. Взяв два огурца, он немного отдохнул и потащился в канцелярию, однако по дороге передумал и ускоренным шагом направился совсем в другое место. Все-таки он отравился, так или иначе. Вскоре, опираясь локтями в колени, а лбом на руки, он булькал и фыркал, извергая какую-то жуткую жижу, в которую явно подсыпали песка. Он сочувствовал слугам, которые будут опорожнять и мыть вытащенное из-под доски ведро, но больше всего он сочувствовал самому себе. В крошечном помещении с пробитым окном без стекла нашлось место для корзины с цветами. Похоже, они как раз начали увядать. Скорчившийся уродец с выпученными глазами, изображение которого украшало дверь с обеих сторон, таращился на брата-близнеца.

О нет… Пощады ждать не стоило.

Какое-то время спустя, измученный и страдающий, он снова плелся в канцелярию. Канцелярию первого наместника Имперского трибунала в Акалии.

На столе лежали четыре письма и какая-то петиция.

В углу стола разместилась пачка листов и полтора десятка свитков. В другом углу — письмо и два листа.

Дела новые, дела отложенные, дела завершенные.

Пришел писарь и начал раскладывать свои принадлежности на конторке у окна. Ваделар махнул рукой, отсылая его прочь.

Он взял одно из новых писем, отложил, взял петицию. Состоятельные жители Акалии просили пораньше запирать городские ворота. Это не к нему. К Терезе или к юродскому совету. Он взглянул на второе письмо.

И отбросил, поскольку всем уже был сыт по горло.

Нет, не всем… Он сидел, тупо таращась на письма, пока до него не дошло, откуда третье. Схватив его, он сломал печать и жадно углубился в текст.

Его высокоблагородию Т. Л. Ваделару,

первому наместнику…

Мой уважаемый товарищ!

Как дела?

Твоя всегда преданная подруга

Он начал смеяться. И с этим она послала курьера трибунала?

Внезапно он замолчал, охваченный чувством стыда, и потер пальцами веки. Он не ответил на два предыдущих письма. Была поздняя весна, а первое пришло еще зимой. Он не ответил потому, что… очень, очень хотел ответить. Сто дел, о которых ему хотелось написать. Целых сто дел… Ему не хватало времени, чтобы сесть и спокойно рассказать обо всем. Вот именно — спокойствия и времени, но больше всего спокойствия. Он думал — завтра, нет, послезавтра. Потом снова — завтра, послезавтра…

Взяв перо, чистый лист и чернила, он быстро зачеркнул заголовки и написал:

Арма, все разваливается, Первой провинции уже почти нет, так что не будет и Вечной империи…

Он писал быстро, не раздумывая, словно боясь, что может не успеть. Что ему снова не хватит спокойствия.

Дартан разваливался, словно возведенный на пляже песочный замок.

Завоеванное много веков назад королевство всегда сохраняло собственное лицо, как ни один из прочих краев Шерера. Армектанцы всюду и всем навязали свои законы и порядки — но не более того. Ни один край не стал ни частью Армекта, ни вторым Армектом. Гигантский громбелардский полуостров всегда был ничьей землей, без традиций, без королей, без законов… Одни лишь горы, на их склонах — пастушеские деревни, ниже — немного возделываемой земли. Пять городов, из которых четыре выросли вокруг старых разбойничьих крепостей, пятый же был портом — настолько армектанским, насколько это вообще возможно. В городах и селениях у подножия гор царил армектанский порядок (но не обычаи); это были имперские владения, которыми правили имперские урядники. Горами никто не правил, законом там по-прежнему служил меч, обычаи же каждый приносил свои собственные. Бытовавшие в горной Второй провинции порядки больше всего напоминали те, что были установлены на Островах. Пиратов преследовали так же, как в горах — разбойников. Рыбацкими селениями завладела империя, свободных рыбаков и крестьян заставили платить дань — что они делали вполне охотно, поскольку бремя не было чрезмерным, зато взамен полагались кое-какие права, пусть и скромные. Каждый имел возможность поступить на службу в легион, рассчитывая на военную карьеру, а карьера эта могла завершиться очень высоко, даже у подножия трона. Каждому также оставалось право распоряжаться собственной личностью и жизнью. Невольничьим рынком правил исключительно спрос, и немало деревенских девушек спасали своих братьев и сестер, а также старых родителей от нищеты, посылая им звенящий мешочек с серебром, полученный от представителя невольничьего хозяйства в обмен на собственную свободу — потом же они вели вполне пристойную жизнь прислуги у купцов или в имении и даже, если оказывались достаточно красивы, проституток в армектанских публичных домах. Так было на Островах, поскольку гаррийские порядки, хотя и введенные в той же Морской провинции, выглядели совершенно иначе. Гарру завоевали в кровавом морском сражении — столь кровавом, какого не знала история Шерера. Армектанцы не знали подобных войн — войн, в которых целые легионы, стоящие на палубах парусных кораблей, исчезали в морской пучине. Не оставалось раненых, не появлялось прославленных героев — ибо прославлять павших было некому. Военная традиция Армекта требовала как выигранных, так и геройски проигранных битв, участники которых до конца своих дней могли рассказывать: «Я там был!» Однако, когда сто матросов и сто солдат пропадали без вести вместе с кораблем, неведомо где и когда? Когда победоносное сражение влекло за собой потерю восьми парусников из десяти и так же выглядели потери среди солдат? Завоеванную Гарру перепахали топором палача, а затем посеяли на этом страшном поле бесчисленные приказы и запреты, из которых вскоре выросла ненависть. Гаррийцы всегда презирали все континентальное, а под властью Кирлана лишь укрепились в этом презрении. В Армекте слишком поздно поняли, что последний из завоеванных краев не имеет ничего общего с Дартаном и Громбелардом. Гаррийцы куда больше были достойны уважения, чем представители какого-либо иного народа Шерера. До войны, за стеной неприязни к краям на континенте, выросло морское государство, больше всего похожее на Армект. Населявшие большой остров народы, гордые своей историей, осознающие свою сплоченность, заслуживали уважения, а не давления. Однако дикая жажда мести и обычный страх перед возобновлением сражений на воде лишь однажды за всю историю армектанских войн повлияли на решение завоевателей Шерера — и пути назад уже не было. Гарру удалось удержать только силой. Так ее и удерживали до сих пор.