Вадим Климовской - Изгои Зоргана

Мельтешение рук и ног…

Захлебывающийся полукрик-полувизг…

Сорх дико озирается по сторонам… ни кого! Одинокие бездушные лиственники и ялины. Мрачные стволы. Мрачный лес. Хотя, казалось, откуда взяться напасти, низкорослые деревья и кусты, как на ладони? Видно каждый куст. Каждую ветку дерева…

Магия! Все дело в магии!

Магия виновна во всем, даже в гибели его соратников. Сорх был уверен, что справа, рядом с ним бежал рекрут, теперь в паре шагах от него пустота и ни одной живой души. Значит, Рарух поглотил очередную жертву? Выходит, что так! Кто же это был? Нет времени на перекличку, убийственные лианы не будут ждать. Растянут зазнавшихся эльфов по глухим норам или тайникам… или что там у этих магических тварей вместо схронов-убежищ?

— Они-и сжи-има-ают на-ас в коль… коль… кольцо… — прошипел сквозь зубы, обезумевший от страха Форшен.

Сорх притормозил, остепенился, перевел дух. Легкие горели. В боку начало покалывать. Дьявольский марш! Когда же закончится, наконец, этот безумный и опасный день? Когда закончатся эти дурацкие испытания?

— Что-о ты пре-едлагаешь? — Переводя дыхание, в упор взглянул на одногруппника Сорх. — Мы преодо-олели полови-ину пу-ути… еще наверно-ое столько-о же…

— Все рав-вно…

— Эльфары! Эльфа-ары!! — Закричал торжественно и мелодично чей-то голос. Со всех сторон из рарухской чащи полетели восторженные и радостные крики. Они спасены! Дьен их простил и сохранил!

— Мы спасены Сорх! Слышишь мы… — крик застрял в горле Форшена, глаза его округливаются, выпячиваются из орбит, рот сводит судорогой.

Рекрут Сорх вздрагивает, когда нечто колючее и до ужаса жалящееся, впивается ему в ногу, в правую ногу, пронзает насквозь легкий комбинезон, вонзается острыми шипами в тело. Сорх чувствует, как иглы пробивают кожу, мясо и достают до самих костей. Вопль боли срывается с его уст. Он орет дико и неистово. Рвется тщедушно вперед, навстречу долгожданной помощи и свободе. Но хватка лиан жестока и цепка, они рвут мышцы и тело. Еще несколько цепких плетений оплетаются на левой ноге и поясе. Сорх сильнее орет и вырывается. В беспомощной попытке он бросает в помощь внутренний дар: энергия вырывается из него толчками, — рассекает деревья и листву, воспламеняет кустарник. Форшен отскакивает и спасает собственную жизнь. Никто не рвется на помощь Сорху. Да разве кто-то успеет?

Петли лиан оплетаются сильней. Хватки сжимаются, а гибкие ветки натягиваются — миг — и от бедняги Сорха, остаются только крик и кровавые брызги на листве и траве.

С перекошенным лицом Форшен провожает Сорха в последний, смертельный полет…

Это ж, какую силищу надо иметь, чтобы с такой легкостью и быстротой уносить свои жертвы? Воистину магия эльфов не имела границ! Даже против тех же эльфов.

— Рекрут очнись!

Голос крепкий и властный расшевелил обомлевшего Форшена.

— Не отставай, ты пока живой, радуйся! Будешь медлить — будешь, как он! — Алхон кивнул на кровавую дорожку — все, что осталось от железного духом Сорха.

— Крепись! Будешь эльфаром!

Эльфаром? — В душе Форшена аж перекрутило от высокопарных слов…

Они вывалились из Раруха уставшими, голодными и злыми, как собаки. Эльфары помалкивали, за них постоянно говорил Готьенн, а Готьенн, как правило, говорить много не умел. Всегда по-делу и четко. Покинули они кошмарный парк уже ближе к вечеру, солнце лизало кроны низеньких ялинов, лиственники приобрели пепельно-золотистый блеск. Готьенн с мрачным и довольным видом построил оставшихся в живых победителей.

— Рекруты стройся!

Жалкое шевеление. Ходячие, дохлые сомнамбулы!

Но Готьенн воздержался от комментариев.

Ученики заслужили хоть на какую-то слабину.

— Кто из выживших может взять на себя командование?

На физиономиях рекрутов читалось удивление. Готьенн больше не орал, он спокойно ждал, когда разум возьмет над усталостью в молодых головах.

Форшен сделал неуверенный, осторожный шаг вперед.

— Я-я…

— Ваше имя младший эльфар?

— Фо-оршен, — на рекрута, бывшего рекрута было жалко смотреть.

— По приходу в Школу составьте список оставшихся в живых и погибших. Знайте, молодые эльфары, завтра у вас великий день, завтра вы станете полноправными адептами Магического Круга. Эльфарами Магического Круга. Гордитесь этим!

Готьенн высокомерно поднял подбородок.

— Круг!

— За Эльсссдаа-аарр!! — Заревели на всю округу призыв будущие магики.

Эльфар Готьенн довольно улыбнулся.

— Форшен, не забудьте и этого, — старший магик указал на поникшего на руках бесчувственного Лисьенна. — Ему все-таки удалось выжить.

Форшен понимающе кивнул.

— Рекрут Волчонок, я вижу, остался в Рарухе?

— Так точно, эльфар Готьенн.

Готьенн самодовольно ухмыльнулся, скосил глазами на поникшего Кульмина.

— Чего и следовало ожидать…

Сам тому, удивляясь, но Волчонок все еще был жив. Жив и боролся за свою жизнь. Зубами и когтями цеплялся за малейший шанс выживания. Крался и прятался. Крался и… терял с каждой минутой надежду на выживание. Понимал, что жизнь ускользала из его рук, ладоней, холодной ключевой водой.

Как можно выжить в Рарухе?

До сегодняшнего дня, он мельком слышал о чудовищной полосе. До сегодняшнего дня он ни разу не покидал застенки Общины. Школы Магического Круга. Полностью доверился нюху и сознанию. Внутреннему голосу и чувству самосохранения.

А Рарух внезапно ожил. Ожил демонической силой. Чужеродной жизнью. Лиственники и ялины — источали угрозу, а сам первобытный ужас таился в кронах, листве и даже почве. Лианы! Они появлялись отовсюду, ползали, искали, прощупывали, шипами ощупывали каждую пядь земли в поисках жертвы. У Волчонка мгновенно создалось впечатление, что они его чувствуют, чувствуют, но по какой-то злой ошибке, не могут точно и четко определить его местонахождение? Он радовался даже такой победе. Помнил, как погибал Торген. Быстро и стремительно. Раз! И тело эльфа уносится в глухую чащу, остается кровавый след. Неужели так будет и с ним? Он в бессильной ярости заскрежетал зубами. Нет! Не-ет! Бороться! Бороться за собственную жизнь.

Полтора часа назад он покинул рощу папоротников, теперь кружился возле двухметровых ялинов. Лианы оплетали ствол, ветки, свисали с каждого прутика и листочка.

Пот заливал спину и глаза, напряжение накалялось и выматывало, он понимал, так долго продолжаться не может. Рано или поздно — он оступится и тогда…

Он снова вспомнил Торгена. Выкатившиеся до ужаса глазища, немой крик, плети лиан, шипы и полет в вечность! Жив ли Лисьенн? Почему-то Волчонок больше переживал за него, чем за себя? Почему? Возможно, пробудилось чувство взаимопонимания? Доверия? Ведь в Общине эльфов у него вовсе нет друзей…