Феликс Крес - Брошенное королевство

Мевев Тихий действительно какое-то время размышлял, не выманить ли из порта эскадру морской стражи, но отказался от этой идеи: во-первых, потому что у него полно было воды в трюме, а во-вторых, он не доверял чересчур сложным планам. У ворот Лонда он появился несколько рановато и потому маневрировал на рейде, вероятно повергая в изумление всех зрителей, имевших хоть какое-то представление о море. Парусник выглядел настолько подозрительно, что вскоре с военной пристани вышел маленький кораблик морской стражи, явно посланный с приказом выяснить, что пришелец делает у самого входа в порт и кто он. Мевев ответил незамедлительно, таранив стражника, который хоть и был куда маневреннее и быстрее, но ожидал чего угодно, только не этого. У Громбелардского флота имелось всего две эскадры, попеременно несших в море патрульную и конвойную службу, так что в Лонде присутствовала лишь половина ее сил — но половина эта состояла из трех средних кораблей, которые поддерживали маленькие разведывательные кораблики. Только сумасшедший, командуя одним парусником, пусть даже большим, мог объявить открытую войну вчетверо превосходящему его противнику, у самого входа в военный порт и в бухте, теснота которой исключала возможность в дальнейшем уклониться от боя. Однако Мевев то ли об этом забыл, то ли не знал, поскольку он проехался по стражнику, несколько повредив при этом форштевень «Гнилого трупа», и направился поперек ветра прямо к грузовым набережным, даже не думая о том, чтобы воспользоваться услугами буксировочных шлюпок с портовыми лоцманами. Лишь накануне он вырвался из кольца иззубренных подводных скал, и ему это так понравилось, что он собирался проделать похожий маневр в тесноте торговой пристани. Разница заключалась лишь в том, что он все же зарифил паруса. Но он держал корабль под парусами так долго, как только мог, поскольку ветер был хорошим, действительно очень хорошим, дававшим возможность добраться до места… а может, и обратно, кто знает. Отважным и глупым всегда везет; «Гнилой труп» зацепился за корму какой-то шхуны, почти вытолкнул из воды маленькую каравеллу, прижав ее к набережной, разбил вдребезги или потопил причаленные чуть дальше бесчисленные лодки, наконец налетел на помост, с треском и скрежетом ломая доски, — но во всем остальном настолько гладко, словно его торжественно вели на буксире собственные шлюпки. Подобного в Лонде еще ни разу не видели, так как местный тесный портовый канал считался самым худшим в Шерере, и все его проклинали. Десять матросов с торжествующими воплями одновременно посыпались на помост, словно груши, с корабля бросили швартовы, и сразу же банда почти в сто человек с дикими криками хлынула на портовую набережную. А швартовы уже снова отдавали; к кораблю молниеносно подтянули привязанные за кормой шлюпки, в них прыгали гребцы. Один промахнулся, плюхнулся в воду и орал что было мочи, колотя руками по воде среди всевозможного мусора на волнах, так как не умел плавать. Замешательство длилось очень недолго. Прилагая достойные уважения усилия, «Гнилой труп» с черным (а как же!) флагом на мачте, взятый наконец на буксир собственными шлюпками, отталкиваемый от набережной баграми, с трудом разворачивался, тяжелый, неуклюжий, с полным воды трюмом. Войти в порт удалось очень легко; теперь следовало его покинуть.

Похоже было, что весла безуспешно молотят воду; казалось, корабль невозможно сдвинуть с места.

Но речь шла лишь о том, чтобы развернуть его носом в сторону моря. Собственно, при любом другом ветре Мевеву Тихому пришлось бы лавировать, либо выходя из порта, либо входя в него, что в обоих случаях не представлялось возможным. Крики в порту не заглушали команд на корабле. Уже ставили паруса, косой на бизани, поскольку без него не было нужной маневренности, прямые на двух передних мачтах. Гребцы в шлюпках выбивались из сил, помогая паруснику, который пока еще не мог справиться сам. С палубы сыпались команды то левому, то правому буксиру, выкрикиваемые хором четырьмя матросами, чтобы их услышали. Мевев орал, словно с него сдирали шкуру, второй помощник бегал между ним и своими крикунами на носу. Подхватив наконец ветер, полуразбитый корабль затрещал, заскрипел такелажем, тяжело накренился на борт и пошел поперек ветра тем же путем, которым прибыл, унося кошмарную команду — вцепившись в канаты, та ревела и ритмично завывала, радуясь своему прекрасному кораблю, который, похоже, набирался новых сил. Только матросам в шлюпках радоваться не хотелось, поскольку пот заливал им глаза, а мышцы рук готовы были порваться. Большая скотина даже не думала удерживать курс.

На портовых набережных тем временем творилось нечто неописуемое.

У восьмидесяти с лишним вооруженных до зубов головорезов имелась лишь одна идея насчет того, как «отвлечь внимание армии», чего требовал Раладан: уничтожать все и каждого, кто подвернется под руку. Сразу же подожгли какие-то тюки и ящики, сложенные на помосте, видимо, приготовленные для погрузки. Уже дымился большой склад, стоявший неподалеку. Банда ворвалась на прилегавший к порту рынок, где в свое время Ридарета разбила голову нежеланному ухажеру. Там все еще толпилось полно народу, ранний вечер прогнал лишь часть торговцев и не отбил охоту у покупателей. Среди горожан, делавших покупки, нищих, прилавков и их хозяев, мошенников и всевозможных зевак вдруг откуда ни возьмись возникла стая бешеных собак, на месте растерзавших несколько десятков человек. Беззащитная толпа с воем бросилась бежать, давя и толкая друг друга, обжигаясь о решетки, на которых жарили рыбу, опрокидывая прилавки. Фрукты, булки и всевозможные товары сыпались под ноги. Вопли и рев стояли такие, словно на Лонд обрушился смерч, поскольку ревели все — гонявшиеся за местными «охотники» и их добыча, бегущие откуда-то и куда-то солдаты, матросы со стоявших в порту кораблей, портовая прислуга и вообще кто попало.

Если у пиратской банды и имелся какой-то план, то в глаза он не бросался, поскольку, разогнав толпу, она в одно мгновение сама разбежалась во все стороны небольшими группами, вторгаясь на городские улицы, снова стуча ногами по портовым набережным, врываясь в дома, взбегая по трапам стоящих кораблей и поджигая такелаж. Каждого, кто попадался под руку, тут же приканчивали. Полтора десятка морских стражей, которые первыми прибежали со стороны военной пристани, разорвали в клочья с такой яростью, что стало ясно — эта дикая стая способна настичь не только больную и беззащитную дичь. Но в Лонде, спокойном городе, жившем в тени мрачных рассказов о крепостях в Тяжелых горах, никто никогда не видел ничего подобного. Гарнизоны морской стражи и легиона не были готовы противостоять бессмысленной атаке вооруженных тварей, которых ничто не интересовало, даже грабеж; вопрос, интересовала ли их собственная жизнь? Но, хотя команды кораблей Громбелардского флота оказались застигнуты врасплох, а патрули легиона рассеяны по улицам, все же в городе квартировало полтысячи солдат. Рано или поздно этой смертоносной забаве должен был наступить конец.