Наталья Бульба - Прогулка в бездну

И лишь Асия продолжала оставаться относительной спокойной. Возможно, ее несколько напрягало прикосновение металла к коже, но она никак на это не отреагировала. И только боль, жившая в ее душе, находила отражение и в ее глазах, и в том, как скорбно опустились уголки ее губ, как сжали ее ладони подлокотники кресла.

— Ты очень похожа на мою мать — его Единственную.

Моя рука не смогла удержать кинжал и он без звука упал в мягкий ворс ковра. Но я этого практически уже не видела: остатки сил покинули мое тело, серебристый туман пеленой окутал мой взгляд, зовя за собой и я, мягко скользнув в него, уплыла в желанное беспамятство.

Глава 20

Александр. Старший Советник Правителя.

Я держался, держался, держался… Пока уточнялись условия союза, пока шло представление Закираля и незнакомца, оказавшегося братом Вилдора, что вызвало у меня нервную реакцию, которую я не преминул озвучить: Не любят правителя Дарианы его родственники', - породившую у окружающих, не слишком-то и похожий на веселый смех.

Но, с каждым убегающим в прошлое мгновением, я все четче понимал, что грань моей выдержки уже пройдена и осталось дождаться только взрыва.

Хотя… вот его-то мне очень хотелось избежать. Поэтому, когда чужие слова начали с трудом просачиваться сквозь внутренние стоны: 'Мама, мама, мама', - я сделал единственное, что могло этого не допустить. Весьма невежливо перебив говорившего Тахара и сделав вид, что не замечаю понимающих взглядов, попросил меня извинить и пробил портал домой прямо из гостиной демона. Вот теперь, действительно не обратив внимания на восхищенные вздохи и странную фразу, брошенную Закиралем:

— Еще один…

Но все это тогда прошло мимо меня и всплыло в памяти лишь теперь, когда я смотрел в черные глаза Сарката, если и находя в них сочувствие, то лишь то, что касалось моего помятого вида, а не предыстории, ставшей причиной этого состояния. И это было тем более неприятно, что сам-то он, при этом, выглядел вполне свежим и бодрым.

— Тебе помочь?

С явно спортивным интересом поинтересовался он, наблюдая за тем, как я пытаюсь лишний раз не шевелить головой — пушечные ядра, что катались внутри нее, доставляли мало удовольствия.

— Черных Воинов учат и этому? — С язвительностью в голосе поинтересовался я.

Не только страдая от заставляющей меня морщиться боли, но и начиная понимать, насколько я уронил свой авторитет учителя перед своим учеником. Причем, не только в переносном смысле: моему бренному телу удалось лишь сползти с кровати, на которой сломленное натиском алкоголя сознание отказалось мне служить. Да так и остаться на устилавшем пол ковре.

Нет, надраться вдрызг было лучшим вариантом, чем разнести парочку попавших под руку резиденций правителей. Да и разговор 'по душам', состоявшийся у нас с Саркатом за полудюжиной бутылок прихваченного из подвалов Элильяра вина, был весьма познавательным. Правда, лишь до тех пор, пока вместо слов я не начал издавать мычание: выговориться хотелось, но контролирующие заклинания, не позволили мне высказать даймону все, что я думаю о его мире, Вилдоре и о нем самом.

Возможно, и к лучшему.

Так что, надо будет при случае выразить свою благодарность Гадриэлю: сколько времени прошло с тех пор, когда он проверял меня 'на прочность', а защита, пусть и благополучно мною забытая, продолжала безукоризненно действовать.

— А ты что думаешь, мы не пьем? — С обидой в голосе уточнил мой визави и отметив, насколько мучительно я пытаюсь сообразить, думаю я так или нет, залихватски рассмеявшись, сам же за меня и ответил. — И пьем. И делим свою постель с женщинами. А некоторые, — его улыбка стала многозначительной и насмешливой, — и с мужчинами.

Вот только зря он рассчитывал на соответствующую реакцию. Из всего им сказанного, я отметил лишь одно — он может мне помочь. Все остальное меня в данный момент мало интересовало.

— Лечи. — Уверенно сказал я и слегка сбросил щиты.

Вообще-то, это было похоже на безрассудство с моей стороны: мой самоконтроль оставлял желать лучшего, да и моя реакция могла запоздать. Но он должен был догадываться, что я был готов и к таким ситуациям.

Впрочем, самому себе можно было и признаться — я ему доверял. И не только потому, что деваться ему просто было некуда.

— Расслабься и постарайся не двигаться.

Понаблюдав за тем, насколько неудачной оказалась моя попытка последовать хотя бы части его рекомендаций, он весьма многозначительно хмыкнул. Заслужив мелькнувшую в моей голове злорадную мысль о том, что во время занятий я ему это еще припомню. А когда мне это не удалось и во второй раз, он резко поднял меня, подхватив под мышки, и бросил в ближайшее кресло.

Я еще не успел зашипеть от накатившего звона в ушах, а по моему телу уже скользила вымораживающая все своей свежестью волна. И это было так ослепительно приятно, что ради того, чтобы испытать подобное облегчение — стоило напиться до невменяемого состояния.

Еще несколько секунд я позволял себе наслаждаться легким покалыванием чужой магии, чувствуя не только радость от ощущения тела сильным и свободным, но и благодарность к даймону, оказавшемуся и хорошим слушателем и вполне неплохим целителем.

— Ты постарайся в ближайшие день-два не пить. Только зря драгоценный напиток переведешь.

Я, отвечая открытой улыбкой на насмешку в его глазах, кивнул головой.

— Боюсь, Правитель Д'Тар еще не скоро позволит мне приблизиться к своим подвалам.

— Он настолько мелочный? — И опять во взгляде легкое ехидство.

Похоже, моему родственнику ничего человеческое не чуждо. Или… с кем поведешься?

— Да нет, он не любит, когда спиваются малолетние.

После такого заявления нам ничего не оставалось, как дружненько так заржать.

На фоне тысяч лет за спиной Элильяра, да и самого Сармата, я действительно выглядел малолетним сосунков. Впрочем, мысль о том, что не возрастом единым…. посещала меня уже не один раз. Вызывая два совершенно разных ощущения: благоговение перед их опытом и тревогу за собственное самолюбие. Однако, сейчас речь не шла ни о том, ни о другом.

И каким бы непринужденным не казался его смех со стороны, я уже был в состоянии заметить отголоски тревоги в глубине его глаз. И, насколько бы неожиданным это не виделось — это была та боль, что он разделил со мной.

Я рассказал ему многое о нашей жизни. И о той, на Земле, когда мама весьма безуспешно пыталась отгородить меня от тревог, что жили в ее душе. От тех надежд и разочарований, что сопровождали ее в жизни, о той, первой любви, заставившей ее душу покрыться корочкой льда и застыть, больше не веря в то, что в ее сердце сможет расцвести еще один цветок счастья.