Юлия Власова - Таймири

— Если Ипва и кошка в массиве — одно и то же создание, то неудивительно, что она точит зуб на нашу музу, — откликнулась Сэй-Тэнь. — Видимо, в истории с белыми тиграми Таймири спутала ей карты.

— Знаешь, что, — проговорила она вдруг. — Надо бы нам за Ипвой последить. Выяснить, какие у нее планы.

— Я на это не пойду, — заартачилась Минорис. — Хочешь действовать — действуй одна.

— Вот как? — воскликнула Сэй-Тэнь. — А я-то считала, что разоблачить Ипву — твоя первейшая задача… Кто, как не ты, был у нее в сообщниках?

— Глупости! — фыркнула Минорис. — Я никогда бы не стала играть против Таймири.

— Осознанно — да. А с завязанными глазами — вполне. Как там говорится… Незнание не освобождает от ответственности.

Минорис напустила на себя обиженный вид.

— Хорошо. Раз ты так, придется мне заделаться шпионкой. Только не обессудь, если Ипва меня сцапает, потому как в этом случае мне мало не покажется. Она со мной и за слежку, и за споры расквитается.

— Не расквитается. Я тебе помогу, — сказала Сэй-Тэнь, ободряюще похлопав подругу по плечу. — Мы выясним, что у нее на уме.

Потом добавила, что неплохо было бы заключить договор.

— Договор? — скривилась Минорис. — Почему, чуть какая мелочь, сразу нужен договор? Ты мне что, не доверяешь?

— Подстраховка еще никому не вредила, — уклончиво ответила Сэй-Тэнь.

Роща проводила их встревоженным шелестом листвы, а луг встретил беззаботным шелестом трав. Как выяснилось, даже растения шелестят по-разному. Сэй-Тэнь пребывала чуть ли не в эйфории. Ей казалось, будто вся она окутана ветром и шорохами. Ну, еще бы! Ей же не надо следить за ардиктой! Минорис дулась, отмахивалась от назойливых мух и сетовала на несправедливость, когда Сэй-Тэнь с криком: «Какие барашки!» — устремилась к мирно пасущемуся стаду овец. Стадо тут же пришло в движение. Затрезвонили на коротких шеях колокольчики, засуетились и залаяли овчарки.

Чистивший свою дудочку пастушок спрыгнул с валуна, бросился Сэй-Тэнь наперерез и задал первый пришедший на ум вопрос:

— Из какой вы лечебницы, сударыня?

— Она не из лечебницы, — выдохнула подоспевшая Минорис. — Мы от Норкладда.

— А-а! От Норкладда? Ну, ясно, — протянул пастушок. — Норкладд всякое учудить может. Что на этот раз? Воздухоплавательный аппарат? Машина времени? Откуда он вас таких выискал?

— Скажу, если разрешите погладить барашка, — выпалила Сэй-Тэнь.

— Гладьте, коль вам не терпится, — пожал плечами тот. — Лоуренсий в стаде самый бестолковый баран. И, пожалуй, единственный, кто не возражает против того, чтобы его гладили.

— Лоуренсий? — переспросила Минорис. — Не пышное ли имя для бестолкового барана?

— Сокращенно я зову его Лорик. И мне кажется, эта кличка ему вполне подходит.

У Лорика был пришибленный и несколько обалдевший вид. Пока Сэй-Тэнь чесала его за ухом, он пытался что-то сказать ей на своем незатейливом языке: «Ме-е-е, ме-е-е». Минорис не удержалась и тоже потрепала его по макушке.

Внезапно в отдалении что-то яростно громыхнуло. Все трое одновременно повернули головы в сторону безмятежно зеленеющего ельника. Грохот исходил именно оттуда.

— Там, за лесом… — побледнев, пробормотал пастух.

— Что?! — хором воскликнули подруги.

— В-вулкан проснулся, — жалобно закончил тот. — Ни дня, ни часа не будете знать, когда нагрянет лихо… Как и предсказывали. А я, между прочим, забыл дома часы! И какое сегодня число, хоть убейте, не помню!

— Так, срочно к Норкладду! — сообразила Сэй-Тэнь.

— А как же стадо? — растерялся пастух.

— Сторожи свое стадо. Мы вернемся вместе с часовщиком. Уж он-то точно что-нибудь придумает!

Схватившись за руки, Минорис и Сэй-Тэнь помчались через луг. Очень скоро пастушок потерял их из виду. Он ни на секунду не усомнился, что будет спасен. Но что если погибнут овцы? Овчар без овец не овчар. Поэтому если уж им пропадать, то и ему пропадать вместе с ними.

Таймири неохотно поглядела вниз и сглотнула подкативший к горлу комок.

— Ступай, ступай! Ох, что за нерешительная муза! — нетерпеливо крикнул Има-Рин. Так крикнул, что даже закашлялся. Таймири решила потянуть время и, пока он рылся в карманах в поисках микстуры от простуды, не двигалась с места. По краям лестницы чернела зловещая пропасть. В этой пропасти колыхалось сизое море, а верхние ступени застилали такие же сизые облака.

Совсем по-другому было вначале. Нагретые солнцем шершавые плиты, обрамленные васильками и клевером. Ароматы южного утра, визгливые крики чаек. Теплый бриз с моря (хотя откуда взялось в кабинете море, было решительно непонятно). Но стоило сделать всего несколько шагов по лестнице-в-никуда, как и чайки, и солнце точно в воду канули. От теплого бриза не осталось и следа.

Има-Рин утверждал, что сторожит лестницу века два, если не больше. Муз, которые к нему приходят, он записывает в специальный журнал — для статистики.

«Владел давно — владею и поныне… — вспомнилась Таймири строчка из послания. — Всё сходится. Неведомый автор есть не кто иной, как Има-Рин. А ищет он ту единственную музу, которая сумеет пролить свет на причину вырождения адуляра».

«Я узнала, кто автор письма. Этого вполне достаточно, — думала она, стоя на двадцатой ступени и ковыряя носком туфли раскрошившийся камень. — Что мешало попрощаться с хранителем и убраться отсюда? Далась мне эта лестница! Впереди неизвестность… И ох как страшно!»

Она считала, что совсем необязательно сталкиваться с трудностями и нарываться на неприятности, чтобы познать себя. Има-Рин считал иначе и готов был впихнуть на лестницу любую непокорную музу.

«Это нечто наподобие прививки, — убеждал он упрямых учениц. — Поначалу оторопь берет. А как только укол сделан, трусишка осознаёт, что теперь он под защитой и коварный вирус до него не доберется».

«Вирус? Вирус — это наше собственное непонимание, слепота! — пояснял он. — Чем она вредит? Да просто не дает расшириться кругозору! Вот вы и идете на лестницу, чтобы там, во мраке неизведанного, отыскать свой лучик света».

Таймири погрузилась во мрак — и едва теплившийся огонек адуляра у нее на груди засиял во всю силу. Ее никто не заставлял. Она могла бы спокойно развернуться, спуститься к Има-Рину и гордо покинуть кабинет. Но предпочла не отступать.

Некоторые выходили от «простуженного» профессора в приподнятом настроении. Другие — мрачнее туч, что угрожающе нависали над лестницей. Таймири опасалась, что окажется в числе разочаровавшихся.

— А вообще, не так страшна лестница, как ее малюют, — громко произнесла она, надеясь, что собственный голос придаст ей храбрости. Но, как выяснилось, лестница именно что страшна. Голос прозвучал тоненько, как будто пискнула мышка. И в нем совсем не чувствовалось уверенности. Туман сгустился еще сильнее, в голове вертелись нелепые мысли.