Марк Сехестедт - Драконы Войны Душ

И где начинался выход наружу.

Нет! Неужели Альбинос настолько легкомыслен, что решился выбраться во внешний мир, где один из Великих Драконов быстро слопает его на завтрак? Но оставались еще и другие варианты — огромные пещеры, глубокие переходы, потайные туннели, настолько узкие, что у меня не было возможности преследовать упрямого детеныша.

Но я не могла упустить даже малейший шанс.

В первый раз за много лет, с тех пор как я забралась сюда, чтобы отложить яйца, пришлось карабкаться вверх по длинной полой колонне вулканического жерла. Жара казалась невыносимой, гораздо хуже, чем я себе представляла. Горячий воздух от расплавленной лавы поднимался жгучими волнами. Скалы были гладкими, но слишком узкое пространство не позволяло расправить крылья, так что приходилось ползти, как ползают ящерицы, цепляясь когтями за рыхлую пористую поверхность, а потом подтягиваться короткими рывками.

Маленький кружок неба казался очень далеким, но я уже могла определить, что наверху день. Беспокойно облизываясь, я снова почувствовала ненавистный знакомый привкус и зашипела от злости. Негодный малыш действительно поднимался этим путем навстречу предательскому дневному свету, навстречу ужасной опасности мира, завоеванного драконами-владыками.

Я взбиралась все выше и выше, мощные лапы, представлявшие смертельную угрозу для врагов, болели от напряжения, но все же продолжали цепляться за стены. Светлый круг над головой постепенно увеличивался и слепил глаза неприятной яркостью.

Тело уже требовало отдыха, а кровь вскипала от злости. Альбинос рисковал не только собственной жизнью — его встреча с Берилл или Келлендросом могла привести Великих Драконов к логову, а это означало гибель всего выводка — и мою тоже. В глотке у меня зародилось глухое ворчание, за сомкнутыми челюстями забурлила едкая кислота.

Наконец узкий туннель перешел в более широкое пространство глубокого кратера вулкана. Стало намного просторнее, и я осторожно попробовала развернуть крылья. Благодаря сильному холодному ветру моя черная чешуя не слишком сильно нагревалась на солнце, но я чувствовала себя ужасно незащищенной.

Едва переведя дух, я расправила крылья, подпрыгнула и мощным броском устремилась в небо. Способность летать заложена в инстинктах и не могла быть забыта за долгие годы, проведенные в пещере.

Для начала я держалась ниже кромки кратера и сделала несколько кругов внутри вулкана, потом приземлилась на крутом внутреннем склоне, стараясь не выдавать свое присутствие кому бы то ни было за пределами горы. И снова стала легонько пробовать скалу языком в поисках следов Альбиноса.

Вместо этого я узнала вкус дождя и талой воды, копыт горных коз и помета орлов. Эти оттенки были настолько непривычными и резкими, что я отчаялась обнаружить среди них след сбежавшего отпрыска. Я передвинулась на сотню шагов, затем еще на пару сотен — и постепенно начала подниматься к самой кромке широкого кратера.

И вот тогда я заметила единственную неровность в почти идеальной окружности. Немного в стороне от того места, где я находилась, вода и ветер подточили скальную кромку и образовали выемку — проход сквозь внушительный монолитный барьер. Щель получилась глубокой, но узкой, и мне показалось, что каждый, кто передвигается по земле — а моим отпрыскам до полетов нужно было еще дорасти, — выбрал бы этот путь.

С этой мыслью я снова пустила в ход крылья, оттолкнулась от склона и устремилась через кратер, держась приблизительно на уровне трещины. Затем опять приземлилась, стараясь оставаться невидимой снаружи. Проход оказался достаточно широким, чтобы я могла протиснуться, справа и слева он ограничивался двумя отвесными зазубренными скалами, поднимавшимися вровень с кромкой кратера.

Я осторожно подняла голову и прошлась языком по наваленным в проходе булыжникам. И немедленно обнаружила на двух валунах то, что искала, — след Альбиноса. Я зашипела, а ярость стала настолько неудержимой, что капли кислоты выплеснулись из пасти и зашипели на известняке. Выйти наружу означало обнаружить свое присутствие, а это было равносильно самоубийству. Великие Драконы вряд ли сидели в засаде и ожидали моего появления, но я знала, что по всему Ансалону у них имеются легионы соглядатаев и шпионов, и один из них, будь то драконид, гном, гоблин, людоед или даже человек, мог в этот момент посмотреть на гору и увидеть меня.

Внизу, в долине, протянулась длинная тень от горы. Если отложить погоню на несколько часов, станет совсем темно. Все еще шипя от негодования, я выбралась из расщелины и уселась ждать, пока дневной свет сменится сумерками. Я воображала себе безрассудное путешествие Альбиноса и порой надеялась, что он встретит скорую гибель — утонет в зыбучих песках или попадет в лапы стае голодных волков. Если этот неугомонный детеныш погибнет и бесследно исчезнет из моей жизни, у меня станет меньше проблем.

Но другая часть меня не могла согласиться с подобным. Я была зла на маленького змееныша, но наказание должно последовать от меня и по моему выбору.

Над головой блеснули первые звезды, и, хотя небо на западе еще оставалось бледно-голубым, я решила больше не ждать. Через узкий проход я выбралась наружу и скользнула вниз по склону. Пробираясь по дну глубокого ущелья, я оставалась под прикрытием стен с запада и востока, а быстро темнеющее небо придавало дополнительную уверенность. Язык и ноздри подтверждали, что Альбинос воспользовался этим путем и незамеченным спустился с горы.

Книзу склон становился более пологим, а кроны сосен образовывали зеленый маскирующий полог вокруг основания вулкана. Ущелье выходило в просторную неглубокую долину с журчащим ручьем, сбегавшим между гладких скалистых берегов. Я остановилась у кромки воды — огромная черная тень среди мрака лесной ночи.

Лес вокруг жил своей жизнью, и я слышала дыхание каждой ветки, каждого ствола, даже дрожь каждой маленькой иголки на сосне, даже колыхание травы и легкий трепет папоротника, росшего у ручья. Здесь было много живых существ: птиц, мышей, кроликов и оленей, — все они ощущали мое присутствие и, дрожа, прятались в самые глубокие уголки своих убежищ, ожидая, пока я пройду мимо.

Я чувствовала этот страх и радовалась ему.

Однако у меня имелись свои опасения, так что я шла как можно быстрее, но вместе с тем старалась не создавать никакого лишнего шума. Ощущения наземного мира ошеломили меня, я поразилась тому, насколько соскучилась по прохладному воздуху, растениям, земле и небу. Некоторые кустарники, отяжелевшие от спелых ягод, манили своей сладостью, но я предпочитала им густую черную грязь, скопившуюся на берегах ручья, и мускусный запах гниющей древесины упавшего дерева. В конце концов, этот мир намного сложнее, чем глубокое подземное убежище, в течение нескольких лет бывшее моей добровольно выбранной тюрьмой.